Приключения барона Мюнхгаузена

– Наши раздоры, – продолжал Вулкан, – иногда длятся целые месяцы. Тогда из кратера показываются огонь, искры, камни, лава. Вы, люди, называете, как мне известно, все эти явления извержениями. Везувий – также одна из моих мастерских. Туда ведёт особый подземный ход на глубине по крайней мере трёхсот пятидесяти миль под морским дном. Раздоры, случающиеся в той мастерской, люди также называют извержениями.

В недрах земли я пробыл несколько дней, без устали изучая занятия и необыкновенный образ жизни Вулкана и циклопов, и понемногу стал привыкать к страшному жару. Вулкан ко мне относился милостиво и принимал по-царски, и это его внимание вызвало вражду и зависть придворных. Все старались очернить и оклеветать меня в его глазах. Сначала им это не удавалось, но затем Вулкан всё же поверил клеветникам.

Без всякого повода с моей стороны Вулкан ко мне переменился и за что-то рассердился. Однажды, не говоря ни слова и не желая слушать, Вулкан схватил меня за руку и куда-то потащил. Подняв меня, как казалось, над каким-то бездонным колодцем, зиявшим в полу, он вне себя от гнева, проговорил:

– Иди, неблагодарный смертный, в мир, откуда пришёл!

С этими словами он выпустил мою руку, и я полетел в бездну. Скорость была ужасающей. У меня захватило дух, и наконец я лишился сознания. Сколько времени летел, не помню, а в себя пришёл, очутившись в большом озере.

Вода освежила и привела в чувство. Был ясный солнечный день.

С юных лет я был отличным пловцом, и неудивительно, что почувствовал себя как дома: пребывание в озере показалось мне раем, особенно в сравнении с тем, что пережил.

Вокруг кроме воды ничего не было, и климат местности, в которой я очутился, показался мне довольно холодным в сравнении с адской жарой подземного царства. Вдруг на горизонте показалась какая-то громадная скала, медленно двигавшаяся в мою сторону. Это была плавучая ледяная гора. Я поплыл к ней, выбрал удобное место и взобрался на вершину, но, к величайшему моему отчаянию, и оттуда не было видно твёрдой земли.

Наконец, когда уже смеркалось, показался корабль: курс держал он на ледяную гору, на вершине которой я стоял, – и как только подошёл ближе, я закричал изо всех сил. Мне ответили по-голландски. Я прыгнул в море и поплыл к кораблю.

Оказавшись на борту, я узнал, что мы в Тихом океане. И тогда всё стало понятно: упав на Этне в кратер, я провалился сквозь центр земного шара в Тихий океан. Могу сказать, что эта дорога гораздо короче той, что идёт вокруг света. Я первый проделал это путешествие, и если придётся когда-либо повторить его, то займусь более тщательными наблюдениями.

Подкрепившись, я лёг спать. Что за невежи эти голландцы! Просто и чистосердечно, так же, как только что описал, я всё рассказал офицерам. И всё-таки нашлись такие господа, и особенно капитан, которые, как видно было по выражению их лиц, мне не верили. Впрочем, к чему об этом говорить. Голландцы взяли меня на свой корабль из милости. Поневоле приходилось терпеть: делать вид, что не замечаешь обиды.

Куда же, однако, мы плыли?

Голландцы сообщили, что цель их путешествия – новые открытия, и если мой рассказ правдив, то они вполне достигли цели.

Мы шли по славному пути капитана Кука и утром прибыли в Ботани-Бей, куда англичане ссылают своих преступников.

Место это так богато, природа так щедро рассыпала здесь свои дары, что Англии следовало бы устраивать здесь не тюрьмы, а колонии, куда и посылать достойных людей в виде награды.

Мы пробыли здесь три дня, а на четвёртый, уже после нашего ухода из Ботани-Бей, разразился страшный шторм. Корабль сильно потрепало: все паруса были разорваны, мачты повалены и сломаны, причём одна упала на ящичек, где лежал компас, и разбила его вдребезги.

Всякий, кто путешествовал по морю, хорошо понимает, что значит потерять компас: без него плавание может закончиться катастрофой.

Наконец шквал пролетел, свежий попутный ветер надул наши паруса, и три месяца мы плыли без остановки. Прошли за это время немало. Вдруг с нами начало происходить что-то странное, чего мы никак не могли себе объяснить: дышалось легко, чувствовались какая-то особенная бодрость и подъём духа. Отовсюду доносилось чрезвычайно приятное благоухание, и даже море переменило свой цвет: из зелёного стало белым.

Тут скоро показалась и твёрдая земля. Мы увидели очень удобную бухту и вошли в неё, но вместо воды там оказалось… молоко, причём очень вкусное.

Мы вышли на берег. Весь остров был не что иное, как огромных размеров сыр. Никогда бы нам не пришло это в голову, если бы не случай.

Был у нас матросик, который питал к сыру какое-то странное, непреодолимое физическое отвращение. На берегу его стало тошнить, и он скоро лишился сознания, а придя в себя, стал умолять, чтобы убрали сыр. Осмотревшись внимательно кругом, мы тут-то всё и поняли.

Островитяне питались только сыром, причём то, что съедалось днём, пополнялось ночью. Всюду на острове рос виноград, но когда его выжимали, текло молоко, а не сок.