Приключения Бена Ганна

Совсем иначе сложилась жизнь Бонса. Много лет он был благонравным шкипером, ходил между Бостоном и Кубой, пока пираты не ограбили его корабль около Гаваны. Бонс ожесточился и решил вернуть свое добро тем же путем, каким потерял. Бонс держался особняком от остальных, и никто его не попрекал за это, потому что он был ужасен в сражениях, одинаково искусно владея абордажной саблей и железным костылем.

Билли был превосходным моряком, умел читать, писать и считать. Если бы не потеря брига, он, без сомнения, стал бы со временем членом Бостонского городского совета и владельцем полудюжины судов, управляемых Бонсами-младшими.

В этом нашем первом плавании меня больше всего поразило то, что Ник продолжал водить дружбу с Сильвером. Сначала я подумал, что Ник обхаживает Сильвера, стараясь обезопасить нас от других пиратов, а также подготовить нам возможность улизнуть с корабля, как только мы придем в какой-нибудь порт, откуда можно будет добраться до Чарлстона. Очень скоро, однако, мне стало ясно, что дело обстоит куда серьезнее, что беспечный сын священника и сладкоречивый головорез не только поладили друг с другом, но и сколачивают вокруг себя наиболее смышленых членов команды.

Похоже, Сильвер уже тогда задумал при первом случае отделиться и составить свою команду.

Вот как обстояли дела в тот день, когда мы бросили якорь у острова Тортуга и большинство команды сошло на берег. Ник отозвал меня в сторону, сказал, что хочет потолковать со мной, и я спустился вместе с ним в ту часть пушечной палубы, которую отвели под кубрик.

Нужно сказать, что к этому времени «Морж» совершенно преобразился. Все «курятники» на палубе исчезли, а высота больверка на всем его протяжении была увеличена фута на полтора. Пираты всегда предпочитают высокий больверк и чистую палубу: больверк защищает от картечи и пуль, когда корабли сходятся для схватки, а отсутствие лишних надстроек создает меньше целей для ядер противника.

Когда мы спустились, Ник снял свой пояс, отсчитал пятьдесят гиней, ссыпал их в мешочек и протянул мне.

– Зачем это? – спросил я. – Что я буду с ними делать?

– Эти деньги твои, Бен, – ответил он. – Сбереги их, они помогут тебе перебраться в любое место по твоему выбору. А я остаюсь, во всяком случае пока у нас с Сильвером не соберется достаточно денег, чтобы развернуть большое дело на берегу. До сих пор ты шел за мной, но дальше я не вправе тебе приказывать. Отсюда на Мэйн ходит немало судов, и Сильвер тебя пристроить. Ну, что ты скажешь на это, Бен?

Сначала я вообще ничего не мог вымолвить, до того меня потрясли его слова. Наконец я произнес:

– Так, значит, я вам больше не нужен, мистер Ник? Значит, это конец?

– Видишь ли, Бен, – заговорил он, – я забочусь о твоем же благе. До сих пор я не разлучался с тобой, так как считал себя обязанным за все то, что ты сделал для меня. Уберечь тебя от лап девонского шерифа было моим долгом, но теперь нам уже ничто не грозит, и было бы нечестно толкать тебя в новую петлю, когда можно избежать ее.

– А как же вы сами? – спросил я.

– Бен, я понимаю, тебе должно показаться странным – как это я решаюсь по собственной воле войти в шайку таких головорезов. А все потому, что ты считаешь меня не таким, как они.

– Еще бы! – воскликнул я. – Клянусь небом, разве можно сравнивать!

Ник рассмеялся.

– Эх, Бен, простая ты душа! – сказал он. – Один человек выжимает пот из невольников, пока за сахар и табак не купит место в парламенте, чтобы стать одним из Кастеров, – это называется коммерцией! Другой, вроде Сильвера, действует более откровенно, идет напролом, рискуя башкой, срывает куш на море – это называется пиратством! А какая, в сущности, разница?

Но это рассуждение было слишком глубокомысленным для меня. Знай я тогда Священное писание так же хорошо, как теперь, Джим, я напомнил бы ему, что надлежит воздать кесарево кесарю и Божье Богу. Да дело-то в том, что все возможности просветить свой ум на этот счет я упустил, так как на проповедях крепко спал, а то и просто предпочитал играть в «орлянку» на могильных плитах за ризницей.

– Не буду убеждать тебя поступать вопреки совести, – продолжал Ник, – но ты подумай о тех, кого мы увезли из Англии, вспомни кандальников с нижней палубы. В чем они провинились? В том, что, движимые голодом, присвоили какую-нибудь мелочь, как это было с твоим дядей Джейком? И зачем далеко ходить за примерами... Оглянись на свою собственную семью – живут в сырой лачуге у церковной стены и кланяются и раболепствуют перед Кастерами ради куска хлеба, который им необходим, чтобы были силы работать на тех же Кастеров! Где уж тут высшая справедливость! Неужели человек должен ползать на брюхе, чтобы прокормить своих детей? Нет, Бен, я уже решился. Хватит быть беглецом, буду драться, пока не смогу развернуть большое дело. А там, глядишь, вернусь в Англию и схвачусь с Кастерами в открытую.