Приключения Бесхвостика Пелле

— Небоскрёб-Калле, кто это? — спросил Пелле.

— Небоскрёб-Калле, собственно говоря, швед, такой же, как и мы, — объяснил Калле-Моряк, — он уже прожил здесь несколько лет, и настаивает, чтобы его называли Чарльзом. Но мне нравится его дразнить, поэтому я всё равно называю его Калле.

— Ну и напрасно, — сказал Манхеттен-Джим, — раз он хочет, чтобы его называли Чарльзом, значит, так и надо его называть.

Его немножко задела вся эта история — ведь его самого тоже звали не Джим, а Юхан.

Но Калле-Моряк не обратил внимания на его слова.

— Небоскрёб-Калле живёт на самой верхушке Рокфеллеровского центра, — сообщил Калле-Моряк. — Пошли!

Рокфеллеровский Центр размещался в огромном восьмидесятиэтажном небоскрёбе.

«Повыше будет, чем сарай в Коньковом переулке», — подумал Пелле.

Они вслед за Калле-Моряком вошли в огромный вестибюль. Калле очень важничал, потому что ему было известно, какой именно лифт идёт на верхний этаж.

— Некоторые здесь не в первый раз, — сказал Калле. — Поторапливайтесь, чтобы сесть в лифт всем вместе!

Лифт помчался вверх с невероятной скоростью и через полминуты был уже на восьмидесятом этаже. У Пелле даже закружилась голова.

На крыше с важным видом сидел Небоскрёб-Калле.

— Воображает, что он владелец этого дома, — шепнул Калле-Моряк на ухо Пелле.

— Он злой? — шепнул Пелле в ответ.

— Да нет, просто глуповат немного, — прошептал Калле-Моряк и завопил во весь голос. — Привет, Небоскрёб-Калле! Как тебе тут, на ветерке?

— А как там вы в ваших погребах? — сказал в ответ Небоскрёб-Калле и повернулся к Пелле. — А мы, как мне кажется, не знакомы, я тебя раньше не видел. Ты что, впервые здесь? Ну, как бы то ни было, меня зовут Чарльз. Небоскрёб-Чарльз.

— А меня — Петрус, — сказал Пелле. Он счёл уместным немного пошутить.

— Так ты из нашей старушки-Швеции? Ну, как там теперь? Есть ли дома выше трёх этажей?

— Конечно, есть, — ответил Пелле, — хотя больше шести обычно не бывает.

— Я так и думал, — сказал Небоскрёб-Калле, — как же можно строить такие низкие дома? В квартиры совершенно не попадает свежий воздух!

— Зато у нас салака хорошая, — сказал Пелле, которому стало обидно за Швецию.

— Я не ем салаку, — сказал Небоскрёб-Калле. — Слишком много костей, и на вкус так себе. Нет, когда привык к устрицам, салаки уже и не хочется. Но ты должен полюбоваться видом.

Пелле вспрыгнул на ограждение и посмотрел вниз. Надо признаться, вид был и в самом деле превосходный. Далеко-далеко внизу на улицах люди были не больше Муравьёв. Церковь казалась крошечной, хотя она была ничуть не меньше, чем церковь, в часовне которой жила Старушка Майя.

— А что ты делаешь тут, наверху? — спросил Пелле.

— Масса дел, — быстро ответил Небоскрёб-Калле, — просто масса. Надо же всё здесь содержать в порядке — масса дел. Ни сна, ни отдыха. Внизу на улице не был три года. Но мне там и не нравится. Как будто что-то давит. И воздух скверный. Нет, если уж и жить где-то, так тут, наверху — это так же верно, как то, что меня зовут Небоскрёб-Чарльз.

— Развоображался, — шепнул Пелле Калле-Моряк.

— Может быть, сыграем партийку в небоскрёб-ино? — предложил Небоскрёб-Калле.

— А что это за игра такая? — удивился Пелле.

— Ну, это такая игра. Я играю в неё здесь, наверху. Там у вас, внизу, в обычных домах, эта игра называется дом-ино, но тут-то, как ты понимаешь, не обычный дом, а небоскрёб. Поэтому я называю эту игру небоскрёб-ино.

— Сегодня не успеем, — сказал Калле-Моряк. — Нам пора вниз, на землю.

— Бедняги, — сказал Небоскрёб-Калле, — как вы там не задыхаетесь?

— Он ужасно задаётся, что живёт наверху, — сказал Пелле, когда они спускались в лифте.

— Конечно, — подтвердил Калле-Моряк. — Но, по правде сказать, лучше жить высоко над землёй, чем глубоко под землёй, как Гангстерская Банда.

— Это уж точно, — вздрогнул Пелле, — хорошо бы с ними больше не встречаться.

— Будь осторожен, — сказал Калле-Моряк. — Тем более «Грипсхольмен» завтра отплывает в Швецию, и я должен быть на месте.

— В самом деле? — спросил Пелле. — Какая жалость! Нам так хорошо вместе!

— Но у тебя же есть Манхэттен-Джим и Мери!

— Конечно, — подумав, сказал Пелле.

Глава седьмая. Усатый Мурре

На следующий день Пелле, Манхэттен-Джим и Мери отправились в гавань, чтобы помахать на прощание Калле-Моряку. По Гудзону сновали десятки и сотни пароходов, больших и маленьких.

— Пока! — сказал Калле-Моряк и отдал честь. — Передам всем привет.

— Всем не надо, — сказал Пелле. — Монсу, Билю и Булю привет передавать не обязательно. А вот если увидишь Муську из Аркадии, обязательно передай самый горячий привет.

И «Грипсхольмен» медленно двинулся в путь, басовитыми гудками отгоняя путавшиеся «прд ногами» катера.

Вскоре к провожающим подошёл незнакомый кот и что-то сказал на непонятном языке.

— Говори по-американски, а то непонятно, что ты там бормочешь! — сказал Манхэттен-Джим и наморщил нос.

— Ах, так вы не понимаете французского? — сказал незнакомец, на этот раз по-американски. — Меня зовут Жан-Нормандия. Я просто хотел спросить, что это за несчастная калоша отошла сейчас от причала?