Приключения без путешествий

Шурик совсем уж было собрался рассказать обо всем отцу, но разговор не состоялся. Павел Петрович пришел с работы чем-то озабоченный и после ужина уселся за стол и стал перелистывать бумаги. Чтобы привлечь к себе его внимание, Шурик принялся жонглировать ложками. Делал он это точно так же, как артист, которого он зимой видел в цирке, но ложки почему-то разлетались в разные стороны, и одна шлепнулась на стол, перед отцовским носом. Павел Петрович вздрогнул, рассердился и погнал Шурика спать.

Ночью Шурик увидел сапожные щетки. Толстые, волосатые, одна совсем черная, другая — рыжая, они быстро бегали, перебирая волосяными лапками, и дразнились: «Попрошайник-копеешник!» Потом рыжая щетка приподняла деревянную спинку и, шевеля густыми усами, потребовала: «Отдай рубль!» А из-под черной щетки лопоухий Кузя протянул длинную руку и закричал: «Держи его!»

Шурик сорвался с места, сильно брыкнул ногой и проснулся.

В комнате было темно, и все вещи спали.

Шурик чуть не заплакал от радости. Он дал себе слово никогда больше не приближаться к опасному перекрестку и с утра начать новую, честную жизнь. Он перестанет шататься по улицам, будет во всем помогать маме. Потом у папы будет отпуск, они пойдут в туристский поход, и всё будет очень хорошо. Шурик начал представлять себе те приключения, которые ждут их в походе, и заснул.

Два дня Шурик не появлялся вблизи чистильщика сапог. Даже в булочную он бегал окольным путем. Но вечером у самых ворот его окликнули. Перед ним стоял Сенька в длинных черных штанах, которые он поддерживал локтями.

— Ты почему не приходишь? — строго спросил Сенька.

— Не хочу.

— Гляди, — Сенька угрожающе сжал кулаки. — Кузя душу вынет. Велел сейчас же прийти.

— А я папе скажу.

Сенька наклонился к самому уху Шурика и зашептал:

— Кузя никого не боится. У него, знаешь, какой нож? Финский! Он и батю твоего пырнет, и из тебя душу вынет. Лучше приходи, пожалеешь потом.

Опять, как и в тот день, когда он впервые поплелся за Кузей, Шурику стало страшно. Он вспомнил злые Кузины глаза, и от жалости к себе и к отцу ему захотелось кричать.

По улице шли люди, веселые, беззаботные, и никто из них не мог защитить мальчика от всемогущего Кузи.

— Придешь? — приставал Сенька. — Придешь?

И Шурик снова пошел к чистильщику, снова стоял у фонаря, пока Кузя выкрадывал из машины резиновую камеру.

Шурик замолчал. Виктор не смотрел на него. Он о чем-то думал. Потом спросил:

— А ты знаешь, зачем эти камеры воруют?

— Ахмет из них галоши делает для валенок, в деревню отправляет… У него спекулянты знакомые.

— А что сегодня со шкафом стряслось?

— Это не я, дядя Витя. Это Кузя Ахметку наказал. Ахметка деньги за камеры не отдает, всё обещает и не отдает. Вот Кузя ночью привинтил крючки к шкафу и привязал веревку. А днем к автобусу сзади прицепил. Автобус поехал, и шкаф поехал.

Виктор мотнул головой и мягко хлопнул Шурика по плечу:

— Эх ты! Герой-путешественник! Ладно. Беги сейчас туда, к ребятам, и виду не показывай, что отлучался. А завтра в двенадцать часов приходи ко мне на площадь. Зайдешь к дежурному, тебя пропустят. Придешь?

— Приду, дядя Витя…

Виктор зашел в телефонную будку, плотно закрыл дверцу и снял трубку.

5

На углу, где сидел чистильщик, всё еще толпился народ. Сюда уже притащили полуразвалившийся шкаф, и Ахмет причитал над ним, как над покойником. Постовой милиционер тщетно пытался добиться от него каких-либо вразумительных показаний. Чистильщик только проклинал неизвестных хулиганов, но ни одного имени не называл. И заявление в милицию он писать отказался. Он твердил, что ничего не знает и ни на кого не жалуется.

А в пяти шагах от него, поплевывая и злорадно усмехаясь, стоял Кузя. Он не скрывал от Ахмета, что история со шкафом — дело его рук. Он знал, что чистильщик его не выдаст, потому что сам боится милиции.

Тут же толпились и Сенька, и Петька, и другие мальчишки из Кузиной шайки. Они с восхищением смотрели на своего атамана.

Шурик увидел, как Виктор сзади подошел к Кузе и остановился. Кузя оглянулся и встретился глазами с незнакомым пареньком. Глаза у паренька были круглые, веселые и как будто насмехались над Кузей.

Хотя Виктор был на полголовы ниже Кузи, его широкие плечи и мускулистая, коричневая от загара шея внушали уважение. Виктор тронул Кузю за рукав и сказал:

— Пойдем.

— А ты кто такой? — зло спросил Кузя.

— Пойдем, говорю.

Кузя хотел сплюнуть, но от предчувствия чего-то недоброго язык у него запутался и на губах выскочил пузырь, который тут же лопнул и обрызгал нос самому Кузе.

— Ты кто такой? Чего привязываешься? — бубнил Кузя, отходя с Виктором в сторону от толпы.

Он глубоко засунул руку в карман, и Шурик чуть не крикнул: «Дядя Витя! У него нож!» Но в ту же минуту Виктор двумя пальцами сжал кисть Кузиной руки, и лицо ворюги так перекосилось, как будто он набрал полный рот горчицы. Он выдернул руку из кармана и долго тряс ею в воздухе, словно обжегся о горячую печку.

Пораженные, ребята подошли поближе и с любопытством ждали, что будет дальше.

Кузя вдруг рванулся в сторону и побежал, быстро, как заяц, перебирая длинными ногами.