Приключения без путешествий

— Здравствуй, боец Орехов! Как здоровье богатырское? Остался еще порох в пороховнице?

— Есть, — улыбнулся Шурик. — Как там этот Тихон?

— Какой он Тихон! Такой же, как ты Ганс. Старый немецкий шпион… Это, друг, мы крупную рыбину вытащили, с твоей помощью, так и записано.

— Да разве я один? Если бы не Оля, мы бы ушли.

— Знаю и про Олю, о всем патруле доложено начальству.

— А как это он?..

— Тонко работал… Адрес ленинградский он у вашего жильца выпытал, когда тот уже в плен попал. А потом — дело техники. Протез ему изготовили хитрый, накладной, со скрипом. А документы все — и заключение медицинской комиссии, и белый билет — сработали по первому классу точности. Вот он с беженцами сюда и пожаловал. И в военкомат заявился, всё честь честью. А потом развернул свою рацию, но действовал осторожно. Ракетницей только один раз воспользовался, во время первого налета, и то чуть не попался, но сумел тебе очки втереть.

— Так разве я мог… Он так здорово зажигалки гасил.

— Еще бы! Доверие завоевывал. К тому же он вовсе не хотел, чтобы такая удобная квартира сгорела, — невыгодно было. А вот во время последней бомбежки у него сорвалось. Тут ты ему здорово помешал. Хотел он тебя с пятого этажа сбросить — несчастный случай инсценировать, надеялся, что в такие дни никто разбираться не будет, — да не вышло. Он и драпанул. И опять ему протез помог. С ноги-то он сбросил, а на руку у него запасной был. Стал одноруким, только в большие холода прятал за пазуху, боялся отморозить. Этот фокус недолго его выручал. Его рация уже на крючке крепко висела, круг сжимался. А тут кстати и патруль бдительность проявил. За что тебе и награда полагается.

Виктор вытащил из ящика стола помятый конверт и протянул Шурику.

Такими круглыми красивыми буквами мог писать только один человек на свете — мама. Шурик держал листок, вырванный из тетради в клетку, и смотрел на буквы, как на чудо. Буквы никак не хотели складываться в слова, они существовали каждая отдельно и твердили одно и то же: «Мама пишет! Мама жива! Мама пишет!»

Письмо было адресовано Виктору. Елена Николаевна кратко сообщала, что долго выбиралась с нашими частями из окружения и что на ее два письма она не получила от Шурика никакого ответа. Она умоляла Виктора разыскать следы Шурика и написать ей. Жила она недалеко от Ленинграда, за Волховстроем и служила в госпитале сестрой.

Долго читал Шурик эти несколько строчек и не мог начитаться.

— Почему же я ее писем не получил?

— Ничего удивительного. Либо в пути пропали под бомбой, либо здесь почтальон умер, не донес. Да и дома твоего уже давно нет.

— А вы уже написали ей?

— Нет еще… Напишу, а ты поедешь и передашь.

— Куда поеду?

— К матери… Не хочешь?

— Когда поеду к ней?

— Завтра.

Шурик с недоумением посмотрел на Виктора:

— Как это я поеду?

— Очень просто. За хорошую работу во взводе даю тебе десять дней отпуска, а поскольку отпуска сейчас не в моде, выпишу тебе командировку в Волховстрой. Завтра на ту сторону пойдет наша машина, с ней и поедешь.

— А как же взвод?

— Взвод взводом и останется. Или, думаешь, без тебя мы тут не справимся?.. Я тебе вот что еще хочу сказать… По годам ты у нас в полку вроде как внештатная единица. Поэтому возвращаться тебе не обязательно. Если мать будет настаивать и самому там понравится, оставайся, — я в обиде не буду, наоборот — советую.

— Дядя Витя, — чуть не заплакал Шурик, — что ж вы избавиться от меня хотите? Не нужен я вам… Ребята останутся, а я…

Виктор присел рядом с ним на ручку кресла и самым своим добрым голосом сказал:

— Слово даю, не потому посылаю, что не нужен ты. Сам знаешь, что работал не хуже других. Но, во-первых, тебе нужно подкормиться, отощал ты больно. Ребята повзрослее, повыносливей, а ты свалиться можешь. Во-вторых, мама твоя беспокоится, — шутка ли, сколько ей досталось! А сердце у нее больное. Так что ехать тебе обязательно. А насчет возвращения там видно будет. Посоветуешься с матерью. Вернешься — примем. Останешься — тоже за тебя рады будем. Ясно?

Шурик кивнул головой.

— Теперь отправляйся во взвод, доложи Игореву, а завтра в это время приходи, документы будут оформлены и поедешь.

— А письмо можно с собой взять?

— Конечно, бери. Там и адрес указан, пригодится.

Забыв по-военному повернуться, Шурик вышел из кабинета.

Во взводе сообщение о том, что нашлась мать Шурика и что он едет к ней на свидание, вызвало такой веселый переполох, как будто была одержана победа над немцами. Ребята хотели было качать Шурика, но сил не хватило, и его только повалили на койку и изрядно помяли. Совсем нехорошо вели себя девушки. Они обнимали и целовали Шурика как маленького и начали собирать со всего взвода самые целые и теплые вещи, чтобы снарядить его в дорогу.

Оля Светленькая бегала вокруг него, как курица вокруг последнего цыпленка, и озабоченно приговаривала:

— Ой, замерзнешь, боец Орехов, честное-пречестное замерзнешь. Я тебе свои рейтузы отдам…

Шурик отмахивался от нее обеими руками. А Леня Федоров подзуживал:

— Ты, Оленька, сшей ему из своего одеяльца набрюшничек. Знаешь, как тепло от набрюшничка.