Приключения бравого солдата Швейка в русском плену

— Сукины дети, убежали! А те, сукины дочери, с минуты на минуту приедут! — ругался фельдфебель. Он побежал в первый барак, откуда через минуту четыре солдата с винтовками привели шестерых румын, чтобы в последний момент спасти престиж обманутого фельдфебеля.

А в то же время другой солдат вёл двадцать человек в кухню для чистки рыбы, а у ворот из саней вылезал штаб, вместе с которым в лагерь приехала австрийская миссия.

Баронесса Аустерлиц в великолепной тигровой шубе шла впереди, рядом с ней по левую сторону выступал адъютант Гавриил Михайлович, а с другой стороны, в каракулевой шубе, в высоких ботах, шла, расспрашивая о Вене, мадам Клаген. Рядом с графиней Таксиль шёл воинский начальник, опиравшийся на палку, а за ним тащился длинный хвост офицеров, докторов и писарей с портфелями.

— Гавриил Михайлович, ведите, пожалуйста, баронессу сначала в кухню, — раздался сзади голос полковника.

— Вы желаете, баронесса, посмотреть сначала кухню? Или зайдём раньше в больницу? — обращался тот к своей спутнице, в это время обдумывавшей речь, которую она будет держать к пленным.

Перед четырьмя срубленными ёлками, украшавшими дверь кухни, баронесса остановилась.

— Ах, как прелестно! Действительно, здесь люди живут в постоянной поэзии рождественских ночей. Хейлиге нахт, хейлиге нахт! А эти шишки на них, это замечательно, я никогда не видела шишек на ветвях! — И она захлопала в ладоши, показывая мадам Клаген на шишки.

«Эта австриячка недурна, — подумал Гавриил Михайлович, посматривая на её полные бока. — Бока, как у телки, в Омске она пробудет с неделю, можно ли с ней что-нибудь сварганить? Гаврюшка, молодец, не подкузьми! Пусть она возьмёт тебя с собой!»

И, открывая дверь, он громко сказал:

— Сударыня, прошу, будьте любезны, проходите!

В кухне за огромными столами сидело много пленных и среди них и Швейк. Они чистили рыбу, предварительно высекая её из кусков льда, так как она при перевозке замёрзла в бочках. Баронесса снова загорелась восторгом.

— Дорогая, смотрите — рыбы! Ах, какие они золотые, а под брюшком серебряные, как белочки!

— Я знал одну Белочку, — вполголоса отозвался Швейк, — но у неё под брюшком было черно. Эти рыбы бывают всякие.

Вокруг него пленные усердно соскребали чешую с рыбы, не дыша и не поднимая глаз от почтительности. Весь штаб окружил их, следя за их работой, а Швейк, глядя в упор своими мечтательными глазами на румянец баронессы, разогретой теплом кухни, на вопрос, желает ли он чего-либо, ответил по-немецки:

— У них тут в России с этой рыбой дело обстоит хорошо. Им не надо её ловить и не надо даже готовить из неё заливное; летом они с нею не возятся и ждут, пока она в реке не замёрзнет сама. А потом зимою рубят лёд, а во льду сколько хочешь рыбы! Лёд наложат в котлы, он растает, и вот вам готово заливное. Они нас тут очень любят, — продолжал он, заметив, что его слушает и старая графиня, — и кормят нас тем, что у них есть самого лучшего. Ну а что делает наш император, ещё не помер? — спросил Швейк с интересом, закапчивая свою лекцию о рыбе русских рек.

— Он в августинском монастыре молится за вас, солдаты, — быстро и спокойно ответила графиня Таксиль, тронутая простотой и искренностью бравого солдата Швейка, а тот так и засиял от своего успеха.

— Так, значит, молится, ну да он ничего другого делать уж не может. Это только у нас в бараке глупый Гудечек говорит, что его ходит обогревать какая-то артистка; этот парень анархист, пискун, он говорит, кроме того, что при дворе держат швейцарскую кормилицу, чтобы император не умер от родимчика, а он, значит, старина, ещё жив и молится за нас? Молодец, молодец!

— Что он говорит? — спросил фон Клаген, едва понимавший одно слово из десяти в речи Швейка, так же, как и другие.

— Верный солдат! Он спрашивает о здоровье нашего престарелого монарха, — ответила графиня.

Взгляд воинского начальника с любовью остановился на Швейке, на его честном и открытом лице; он палкой похлопал его по плечу и сказала

— Зер гут, зер гут, я, я, зер гут, храбрый человек!

— Фельдфебель, у вас уже все готово? — спросил Гавриил Михайлович унтера, заведующего кухней.

Тот щёлкнул каблуками:

— Так точно! — после чего адъютант обратился к дамам:

— Не желаете ли вы попробовать похлёбку, приготовленную для пленных?

— Если бы вы были так любезны, — кокетливо попросила баронесса, и фельдфебель с приготовленной цинковой миской подбежал к угловому котлу, сопровождаемый удивлёнными взглядами поваров.

Он открыл котёл и помешал половником содержимое. Повара с отчаянием и оцепенением смотрели друг на друга, и только один из чих попробовал зашептать:

— Владимир Васильевич, прошу вас, возьмите из другого котла!

Но старательный фельдфебель не обращал на них внимания. Он наполнил миску и, поднося её свите, показал на приготовленную ложку.

— Будьте любезны отпробовать, — попросил Гавриил Михайлович.

Баронесса Аустерлиц проглотила несколько капель загадочной жидкости и сейчас же выплюнула. Старая графиня съела пол-ложки и осклабилась:

— Это что-то жидкое. Странный вкус!