Приключения Букварева, обыкновенного инженера и человека

Губин как будто похудел лицом за это мгновение и постарел. Он крякнул, подчеркнуто официально поднялся и, выпрямившись, высоко закинув голову, четкими шагами службиста двинулся к дверям. И только приоткрыв их, он все же оглянулся и покрутил головой, как бы говоря Буквареву, что понимает его горечь душевную, но все же оставляет за собой право простить оскорбление или не простить.

«Пусть и такое терпит, заслужил», — холодно подумал Букварев, а себе приказал:

— Ошибку исправлять должен в первую очередь я. И Губина должен заставить повкалывать, а не сердобольных девчонок. Только мы с Губиным знаем эти сопки. И вина наша…

«А вдруг дома сохранились мои и Любины записи и расчеты с той практики в сопках? — осенила его обнадеживающая мысль. — Ведь в наши-то записные книжки Губин своего поганого носа не совал и ничего в них не подделывал! Они же так могут помочь!»

Букварев тут же поумерил свою внезапную радость ядом сомнения, но все же быстро набрал номер домашнего телефона. Ответила жена.

— Люба! — снова обрадовался Букварев, теперь уже ее голосу. — У тебя в шкафу целый ворох старых бумаг. Нет ли среди них записей и черновиков, что делались для дипломного проекта? Тех только, что делали ты и я?

— Должны, наверное, быть. А зачем тебе этакая рухлядь? — спокойно ответила жена, но по ее голосу Букварев понял, что ей приятен этот звонок и приятно, что муж советуется с ней по делу, и что она может сделать ему пусть крошечную, но услугу.

И Буквареву стало как-то легче. Он зажмурился, вспомнив, как любил свою жену и ее голос там, в сопках, когда они на равных работали изыскателями и Люба ни в чем не уступала ему. Он подумал, что имей она такую же возможность работать, как он, Люба наверняка не отстала бы от него по службе. И ошибок бы не наделала: она не такая беспечная, ничего не рубит с плеча. И ему стало стыдно, что в последнее время он думал о жене как-то пренебрежительно, обижал и оскорблял ее своим поведением.

«Скотина я, — ожесточенно ругнул он себя. — Надя, конечно, чудесная девчонка. Но ведь жена-то от этого не стала хуже. Кто дал мне право относиться к ней так? Я ведь с любой знакомой и незнакомой женщиной разговариваю вежливее и деликатнее, чем с женой! Дурак и скотина! Не ожидал от себя такой низости… А еще Губина за низость презираю… Нет у меня права презирать. Надо будет перед ним извиниться…»

— Ты почему умолк, Вася? — тревожно звенел в мембране телефона голос жены.

— Да, да, — спохватился Букварев. — Найди эти бумаги. Мы их вместе вечером посмотрим…

— Хорошо… — прозвучал в трубке родной голос Любы, и Букварев услышал, как она затаила дыхание и ждет, не решаясь положить трубу.

«Ждет, что я еще что-то скажу, ждет, наверное, слов, которые помогли бы нашему новому сближению, — с теплой грустью подумал он. — А что я ей скажу?.. Ведь сегодня снова свидание с Надей».

— Буду очень рад, если они найдутся! — не своим голосом неожиданно громковато сказал Букварев и тотчас положил трубку.

«Не Губин, а я подлец, — мысленно сказал он сам себе. — Вернее, и он подлец, но и я…»

Букварев немного подумал, тотчас переключившись на злополучный проект, и заторопился в приемную Воробьихинского. Секретарше пришлось выскочить из-за стола, чтобы остановить его.

— Никого не велено пускать! — приглушенно вскрикнула она, заслоняя собой двери.

— Но я же…

— Никого!

— Может, меня одного? — потемнев, недобро спросил Букварев.

— А хотя бы и так! — вспыхнула секретарша. — Я не хочу наживать из-за вас неприятности…

Из директорского кабинета показался первый заместитель Воробьихинского, самый старый и пустой в институте человек. Он оглядел Букварева с презрительной ухмылкой и не поздоровался.

— У шефа кто-нибудь есть? — спросил его Букварев назло.

Первый заместитель круто обошел его стороной, словно и не сослуживец был перед ним, а столб, и громко захлопнул за собой дверь своего кабинета. Букварев глянул на секретаршу, чтобы разделить с ней недоумение, но та сидела, отвернувшись от него к окну.

Букварев уже переступил с ноги на ногу, чтобы уйти и больше никогда не заходить в эту комнату без вызова, и вдруг услышал за спиной пыхтение Воробьихинского. Букварев тотчас оглянулся и заметил, как быстро сходит с лица шефа самодовольная ухмылка. Сухо глядел на него Семен Семенович, по-совиному недоуменно или обиженно и даже вроде бы жалеючи.

— Я сегодня не хотел говорить с вами, — скрипучим голосом, почти скорбно заговорил Воробьихинский, торопясь взять инициативу в свои руки. — Единственно оттого, что знаю вашу горячность. Да и самому надо было кое-что обдумать. Сегодня мы просто наговорили бы друг другу кучу вздорных пустяков, вдобавок к вашим вчерашним. Это ни к чему.

— Вздорных пустяков я вчера не говорил! — резковато выпалил Букварев.

— А я вообще не произношу пустяков на работе, — не сразу ответил Воробьихинский и тотчас надел на себя маску непроницаемо-вежливой холодности. Весь его облик словно говорил: «Я внимательно и терпеливо слушаю. И отвечу, потому что обязан, но вряд ли то, что думаю».