«В артисты бы ему, дьяволу, а не в руководители инженерного коллектива», — холодно подумал Букварев, а сказал тоже холодно совсем другое:
— Мы должны исправить ошибки проекта.
— Надо бы, а как? — неожиданно превратившись в пылкого простодушного полемиста, заговорил сейчас же Воробьихинский. — Снаряжать экспедицию? Нанимать? А за чей счет? За ваш лично? Я бы и не против такого шага, но все равно уйдут месяцы и месяцы. Знаю, что вы сами поехали бы туда, а кто за вас, позвольте спросить, будет выполнять текущий план? Вот плоды вашей небрежности и молодечества. Я не вижу выхода, кроме как смириться и горько пережить всем коллективом оброненную вами огромную кляксу. Не знаю, как вы, а я ночь уже не спал. Чувствую, что и сегодня вряд ли обойдусь без порошков.
— Мне бы надо побывать там одному. Две недели, — сказал Букварев, стараясь пропускать мимо ушей ложь директора.
— Не понимаю: почему именно две недели?
— Я бы сумел все уточнить и исправить.
— Не думаю, что это так легко, хотя и благодарен вам за заботу о чести института. И вас я не отпущу. Там может справиться любой техник, а не только мой заместитель…
— А я все равно поеду туда, — в тихом бешенстве заявил Букварев совершенно спокойно, и только секретарша, в изумлении глядевшая на идущее грудь на грудь начальство, увидела, как побелели у Букварева глаза.
— А я не подпишу вам командировки, — тихо сказал Воробьихинский, приближая свое лицо к лицу своего непокорного заместителя.
— А я уеду так… — И Букварев еще подался лицом и грудью вперед.
— Как так?
— Без вашего командировочного удостоверения.
— Вы отвечаете за свои слова?
— Я отвечаю за проект.
— А я вас уволю…
— Не уволите. Не за что пока. Это раз. — Побледневший Букварев даже поднес к лицу Воробьихинского руку, чтобы загибать пальцы, но что-то подсказало ему, что это будет совсем уж неинтеллигентно и уронит его достоинство, а поэтому, всеми силами удерживая себя в рамках приличия, продолжал. — Когда исправлю проект, тогда увольнять меня будет уж совсем нехорошо, потому что никто вас не поймет. Это два. Дальше вы забыли, что я номенклатурный работник, и увольнять меня, назначать или переводить на другую должность — не ваше право. А еще утверждаете, что не говорите на службе пустяков. Это три. И последнее. Когда я доведу проект до безупречного уровня, я сразу же уволюсь сам. А за мной, я думаю, многие другие. И у каждого будет что сказать для объяснения такого шага.
Букварев выкладывал Воробьихинскому свои жесткие, разящие, как удары, соображения, и с удовольствием отмечал, как у того с каждой новой фразой все ниже, рывками, отваливается и становится до безобразного огромной нижняя губа.
Воробьихинский вдруг бочком, мелкими шажками, клонясь, панически заторопился к ряду стульев, стоящих вдоль стены приемной, и одновременно замахал секретарше рукой, показывая на графин с водой.
— Зачем вы так, Василий Иванович! — с плачем бросилась к ним секретарша. — У нас же никогда таких сцен не бывало! Вы Семена Семеновича убьете и себе всю жизнь испортите! Да уже и испортили. Идите!
Букварев крякнул и порывисто вышел в коридор, запомнив только, что Воробьихинский лежит, завалившись боком на стулья, зажмурившись и почему-то подняв кверху короткую толстую ногу в ярком носке и безупречно чистом модном ботинке.
— Дела-а! — протяжно прошептал Букварев, усевшись за свой стол и снова обхватив голову руками. — Этого только и не хватало…
Он тотчас вскочил и нервно взмахнул руками перед своим лицом.
«Напрасно я так… — неслись обрывки мыслей. — Но я ведь не нападал, а только оборонялся… Первый зам, старая злобная лисица, из себя меня вывел… Всем своим видом показал свое превосходство надо мной, скотина… Говорить, здороваться со мной не желает, бездельник… И того не понимает, что это же низость и преступление — не разговаривать человеку с человеком… Вишь, знаться он не хочет с провинившимся, святоша… Но и до тебя доберусь! Заговоришь ты у меня при первом же удобном случае, при первой же встрече!.. А Воробьихинскому по заслугам… Посмотрим, как он от всего этого отдышится… Он-то думал, что я приползу по-губински… Нет, дудки!.. Артист, несостоявшийся…»
Зазвонил телефон.
— Да! — бешено рявкнул Букварев в микрофон.
— Чего орешь? И меня хочешь, как шефа? — раздался в трубке смеющийся голос Губина. — Погляди в окно, домой его повезли. Живого!
— Тебе чего надо? — вне себя от злобы тихо спросил Букварев.
— Да все образовалось, старик! — заторопился Губин. — Я имею в виду Грачева. Обложил он меня для начала ласковыми словами, а потом развел руками и заявил, что на сутягу плюнул и проект взял. Ему якобы почти вдвое больше денег дают, чем он просил. Еще неплановые проекты у него будут. Усекаешь перемены?