Мех, в который повар перелил зелье, валялся пустой. Лошади Бертрана среди остальных не было. Закари, Гвидо, Конрад и ещё с десяток всадников поскакали в сторону худой лесной речки неподалёку, где, по всей вероятности, должен был заночевать анкелодаг.
На земле в луже какой-то отвратительной на вид зелёной массы лежал голый Питер и медленно моргал единственным глазом. В нескольких метрах валялись обезглавленные тела Бертрана и его лошади.
– Это он из-за меня… – Закари протянул руку в сторону оруженосца. Голос и рука его дрожали.
– Не кори себя, – обнял его Гвидо, – за тобой вины нет. А Бертраша – герой. Он хороший способ придумал, другого всё равно не было. Надо, чтобы бард какой-нибудь песнь о нём сложил.
28. День 17-й.
И снова 32/08 очнулся от гипносна с неприятным чувством. Кроме потери друга и оруженосца он понёс ещё одну досадную, практически невосполнимую потерю. Произошло следующее. После смерти Бертрана и спасения Питера они отметили и то и другое и изрядно напились. Закари соблазнил одну бой-бабу из отряда Одноглазого. Она была очень привлекательна, похожа на победительницу конкурса красоты среди амазонок. Но какого же было его разочарование… По сравнению с тем, что происходило между ним и Сильвией в реальном мире, это действо было жалким и неубедительным. Слишком совершенная фигура амазонки не возбуждала, как статуя в музее. Её стоны вызывали в нём не больше отклика, чем завывания голодной гиены, были они более забавны, чем эротичны, и он с трудом сдержал смех. В итоге прогнал её, так и не окончив дела.
И хоть и была у него теперь собственная комната с модным саркофагом в общежитии бета-тестеров, но на завтрак в общей столовой давали всё ту же проклятую пластиковую кашу.
Последующие восемь часов тупого безделья возле красной кнопки стали настоящим испытанием для 32/08. Единственное, что его на какое-то время занимало, – это воспоминания о своём пребывании у изгоев, о Сильвии. Он пытался увлечься ими, и, казалось, проходил час, но, сверив время, он с ужасом обнаруживал, что на самом деле всего минут пятнадцать. Пытка была сродни физической.
Во время обеденного перерыва он решился связаться через третий глаз с Сильвией.
– Привет, Зак. Что ты хочешь? Мне кажется, мы всё уже обсудили, – её тон был столь же холоден, как и при их последнем разговоре.
– Привет. Мне плохо без тебя.
– И что дальше?
– Я хочу, чтобы ты приехала ко мне.
– А я хочу, чтобы все идиоты передохли. Дальше что? Наши мечты одинаково несбыточны.
– Помнишь слова Ромео: «Готов принять разлуку, смерть, отчаянье за нежный взгляд, за свежесть милых уст»? Вот у меня сейчас такое ощущение, что я тоже на это готов.
– Тоже мне Ромео. Ты думаешь, ты один такой? Очередное зомбированное насекомое, которому надо было мозги прочистить… Это моя работа – пчёл приманивать, и мой цветок не только для тебя, – максимально цинично ответила она.
Он задохнулся, понял, что сейчас наговорит гадостей, и отключился.
Какое-то время он пытался наблюдать за работой механизмов, но очень быстро убедился, что их однообразные циклы скорее сводят с ума, чем развлекают.
Когда рабочий день наконец закончился, сирена, оповещающая об этом, прозвучала как музыка.
На крыше завода 32/08 ожидал турбоплан Буратино. Полёт уже не так развлёк его, как раньше.
Буратино и Один ждали его в кабинете начальника отдела по рекламе и продвижению.