И надо сказать, этот дешёвый приём удался. Александр слышал, конечно, о том, что в Израиле домашнее насилие тяжело преследуется по закону. Некоторые женщины, которые хотели наказать своих благоверных или вообще избавиться от них, этим даже злоупотребляли – возводили поклёп, и судебная система безоговорочно вставала на «слабую» сторону и без каких-либо объективных доказательств на долгие месяцы лишала свободы несчастных, некоторых даже в том случае, если они были физически слабее свих половин. Где гарантия, что, страстно возжелавшая перемен в судьбе, Анна не захочет на всякий случай подержать Александра взаперти и тем временем порешать свои бытовые и сердечные вопросы?
Ещё он думал о словах последователя великого арабского врачевателя Авиценны. Зачем изрёк он это мрачное пророчество по поводу близкой кончины? Что он имел в виду? Что нужно срочно заняться проблемами с давлением? Надо проверить сердце? Или что-то ещё? Или просто хотел по какой-то непонятной причине напугать его и без того напуганного и ещё больше деморализовать, добить его?
Сцепленные вместе сиденья в клетке были конструкционно устроены так, что прилечь на них без неудобства и боли было практически невозможно. Скованные руки саднили. К головной боли прибавилась тошнота. В конце концов Александр не выдержал и стал звать дежурного. Тот подошёл не сразу и спросил, смешно подчёркивая букву «Ч»:
– Что ти хочишь?
Невструев обрадовался и попытался объяснить на родном языке, что ему сейчас настолько нехорошо, что он может умереть в любой момент. Очень быстро выяснилось, что охранник по-русски может только задать вопрос, ответ же на него воспринять абсолютно неспособен. Тогда Александр попробовал втолковать ему то же самое по-английски. Тот сказал, что знает, что задержанного возили в больницу и там оказали всю необходимую в данных обстоятельствах помощь. И вообще, успокоил, что в тюрьме, куда его скоро повезут, есть врач, который сможет оценить состояние заключённого. Александр воспринял это как злую шутку и потребовал снять с себя наручники. Дежурный ответил, что таких полномочий не имеет, и хотел уже удалиться. Тогда узник разразился гневной речью, в которой заявил, что не совершал ничего, за что должен переносить такие страдания, и высказал свое горячее желание немедленно оказаться дома. И в самом конце поинтересовался, почему к нему применяются фашистские методы.
Полицейский удалился ненадолго, а потом вернулся и отпер клетку. Александр обрадовался было, но увидел в его руках какое-то неприятное приспособление, оказавшееся оковами для ног.
– Тhis for «fascist methods»67
, – пробормотал дежурный и прибавил на иврите: – сумасшедший русский.Задержанный с интересом и удивлением наблюдал, как теперь и нижние его конечности ограничивали в подвижности. Невструев был настолько увлечён этим действом, что забыл спросить, который час. Перед тем как удалиться, офицер с гордостью осмотрел дело рук своих и попросил более его не беспокоить.
Когда его забирали из квартиры, Александр не подумал о том, чтобы взять с собой телефон, поэтому время теперь мог определять только по солнцу. Но даже если бы и взял, то в клетке средство связи наверняка отобрали бы… Осознав это, он поддался накатившему на него спасительному безразличию и какое-то неопределённое время провёл в полукоматозном состоянии, кое-как притулившись на неудобном сиденье.
Когда он наконец попал к следователю, ему было уже всё равно. Алкоголь давно выветрился, остались лишь усталость, тошнота и головная боль.
Следователь на приличном английском предложил воды, сигарету и снять оковы. Александр согласился на всё кроме сигареты. С удовольствием выпил жидкости из кулера, растёр запястья и щиколотки.
Затем рассказал всё как было, без утайки, полагая, что не стоит искажать действительность, тем более что ничего страшного он не совершил. Утаил он только причину ссоры с женой, расценивая эту информацию как лишнюю для следствия и слишком личную.
И какого же было его удивление, когда следователь в итоге их беседы поведал о том, как всё теперь будет. Остаток ночи Невструев проведёт в участке, а завтра его отвезут на выходные в тюрьму. Потому что сегодня четверг, а в пятницу и в субботу им никто заниматься не будет. В воскресенье произведут следственные действия, и только в понедельник в лучшем случае состоится суд, который и определит ближайшую судьбу дебошира.
Александр поинтересовался, на каком основании происходит это вопиющее попирание его человеческих прав, ведь даже заявления от жены нет. На что следователь холодно возразил:
– It is not Russia, the call to police from your neighbors is enough.68
Потом его отвели в полуподвал, где оказалось что-то вроде КПЗ с несколькими камерами. У Невструева отобрали ремень и закрыли в камере, в которой стояли аж три пустые двухъярусные шконки с грязными матрасами. Подушек не было.