Ответил капитан:
– Это был наш друг и компаньон Максим Одинцов. Волею судеб незадолго до войны наши пути разошлись. Мы оказались по разные стороны монеты, если можно так выразиться… Мы звали его с собой на Терра Нову, но у Одина был комплекс вины перед человечеством. Он считал, что является одним из тех, кто завёл цивилизацию в тупик, поэтому остался, чтобы попытаться спасти, кого сможет. Кроме того, он ненавидел Гольденберга и всю эту олигархическую братию, потому что они и им подобные – главные виновники мировой катастрофы.
– А про какой спор он упомянул?
– Мы говорили, что сможем воспитать из миллиона эмбрионов новое, прекрасное и бессмертное человечество и никакие Гольденберги нам не помешают. А он утверждал, что у нас в итоге получится армия бессмертных рабов, если у руля будут богатеи. И как это ни прискорбно признавать, оказался прав.
Буратино заметил:
– По-моему, это не совсем этично…
– Да брось ты, старина, – не дал ему договорить Закари. – Камаль не такой как все, он поймёт. Не зря же я выбрал его своим помощником.
ИИ помолчал, как будто соглашаясь, потом решил уточнить:
– «И не возвращайтесь, – сказал он нам на прощание. – Вам будут здесь не рады». Один пришёл к выводу, что самый справедливый строй из возможных – это коммунизм. Именно его он и решил построить в постапокалиптическом обществе. Но к нему, считал он, можно прийти только через изобилие, а не через террор. А ещё, как это ни парадоксально, через веру. Поскольку конечное существование смысла не имеет, он решил придумать новую религию, чтобы дать надежду своим последователям.
– Религиозный коммунизм – это не нонсенс, а средство достижения, кажется, что-то такое он говорил, – добавил капитан.
Глава 6.
Невструев был не из тех, кто легко сходится с людьми, поэтому во время обеда он, как правило, за столом сидел один. Изредка, когда мест не хватало, к нему подсаживался кто-нибудь из работников
– И что это вы, мадам – профессиональный психолог, вдруг не боитесь скомпрометировать себя? – не скрывая иронии, поинтересовался Александр.
– Никакого компрометирования… – начала Стейси.
– Компрометации, – не удержался он.
– Пускай так. Почему бы профессиональному психологу не поболтать со своим подопечным на какую-нибудь отвлечённую тему во время обеденного перерыва?
– Ну и какую же отвлечённую тему вы хотели бы обсудить с подопечным?
– Я вот что заметила. Помнишь, ты говорил о том, что людей надо объединить на основе некой Книги, а сегодня тебе приснилась история про пророка, который стал им благодаря той же идее?
– Так.
– Вот это и доказывает, что ты самый настоящий, а космонавт и остальные обитатели будущего тебе снятся.
– А почему бы этому не оказаться простым совпадением?
– Маловероятно.
– Маловероятно, но не исключено. Я, как психиатр, должен избавлять людей от вредных иллюзий, но, когда факты подтверждают, что иллюзии эти неиллюзорны, то я, как учёный и человек с гибким, развитым интеллектом, должен признавать очевидное… Вот представь себе такую гипотетическую ситуацию. На Землю прилетают инопланетяне. Агрессивные. Хотят сожрать все ресурсы, изнасиловать всех людей и в конце уничтожить планету. И вот кто-то их заметил и вступил в конфронтацию. Прибежал к властям за помощью. Что делают власти? Правильно. Сдают его в психушку. А там сидит психиатр – консерватор и конформист и, естественно, начинает пичкать нашего вестника Апокалипсиса лошадиными дозами транквилизаторов и нейролептиков. Так, чтобы тот забыл навсегда про инопланетян, а если он и имя своё забудет при этом, так нашему психиатру пофиг – главное, что он купировал острый приступ шизофрении. А инопланетяне тем временем осуществляют свои коварные замыслы. Так вот я не хочу оказаться тем психиатром и сильно удивляться, когда инопланетяне доберутся до моей задницы. Как же так? Я ведь всё делал по учебнику. И если некоторые факты указывают мне на то, что я вовсе не человек, а чьё-то сновидение, то я должен объективно и непредвзято разобраться в ситуации. И если окажется, что моё существование эфемерно, надо понять, что со всем этим делать.
– То есть тебе мало того, что ты сначала обсуждаешь некую теорию, а потом она находит отражение в твоём сне… Хорошо. Тогда следующий аргумент. Когда это случилось на крыше в первый раз, ты не стал затягивать процесс, кончил быстро, как человек, который очень долго не имел секса.
– Но потом я же исправился? Ты знаешь, это было одно из самых экзотических мест, где мне приходилось заниматься любовью, это тоже способствовало максимальной остроте ощущений…