Приключения человека, похожего на еврея

«Хорошо бы купить швейную машинку, — сказала как-то Катя. — Я бы и себе что-то пошила, и маленькому». Почему-то она давно решила, что будет мальчик. «Ты умеешь шить?» — «Каждая женщина умеет». — «А знаешь, сколько стоит хорошая машинка? Лучше купить что надо». Но по глазам понял — не лучше. Ей хотелось заниматься всем этим. Нынче это была ее жизнь, которая сильно отличалась от моей. Машинка стоила, если перевести в доллары, больше сотни. Где их взять? Девяносто я уже накопил, но это не мои деньги, это — долг. «А что если попросить у кого-нибудь на пару месяцев? — предложил я. — У кого-нибудь из твоих подруг наверняка есть». — «Ты что, — отозвалась Катя. — Машинка — это. Ну что ты. Невозможно. Если ее нет, то и ладно, а если есть. Ну что ты.» Мне такое отношение было непонятно, но я промолчал. Через несколько дней, увидев, что Катя вручную шьет халат, я решил, что выхода нет.

Надо сказать, радость ее была так велика, что хватило и на меня.

Через денек после этой покупки я пошел в гастроном и увидел Ваню. Что делать? Подойти? Сделать вид, что не замечаю? Потоптаться у какого-нибудь отдела, пока он рассчитается и уйдет?.. Еще через мгновение увидел и Стешу. С бьющимся сердцем я стоял у мясного отдела и тупо рассматривал витрину, а они не торопясь ходили вдоль полок с товарами и, кажется, намеревались гулять здесь до вечера. Интересно, сообщил он Стеше, что одолжил мне сто пятьдесят долларов? Никакого решения я не принимал, ничего, кроме позора, не чувствовал, — ноги сами понесли меня к выходу.

Заметили они меня или нет? Что подумали, если заметили? Что друг другу сказали? Что я представляю собой с их точки зрения? Да и со своей собственной?..

Я даже Кате не сказал о той встрече.

Эй, Арнольд! Прислал бы ты еще сотенку!..

Один довольно известный писатель заявил, что для творческого челове­ка главное — умение отвлечься от повседневных будней, не позволить себе вовлечься в жизненную прозу. Больше того, писатель должен плыть против течения, в противном случае его понесет в неизвестность и выбросит где-нибудь на необитаемый берег. Но как отвлечься, если уже понесло и выброси­ло, и берег, на котором мы оказались с Катей, нам в самом деле плохо знаком. Мы здесь, как Робинзон с Пятницей, живем и постоянно вглядываемся в горизонт: не покажется ли спасительный кораблик?

А теперь похвалюсь (или пожалуюсь): у меня имелся чек на сто долларов, который год назад прислало некое итальянское издательство за публикацию моего рассказа. Однако в то время банки такие чеки не признавали, и голубой листок в международном конверте с «окошком» хранился просто как память. Через пару лет такая операция стала обычной, и я написал в издательство на своем жалком английском о том, что когда существовал Советский Союз, я не мог получить деньги, а теперь, когда Советского Союза нет, истек срок действия чека. И месяц спустя получил свеженький дубликат. Что у них за странная жизнь? Любая контора у нас воспользовалась бы случаем, чтобы зажать гонорарчик. Но все это было потом, а деньги нужны сейчас.

Смешная сумма 150 долларов. Люди берут кредиты или занимают друг у друга по тысяче, две, а может, и больше (дальше моя финансовая фантазия не поднимается), берут и отдают, выплачивают проценты, все как и должно быть в рыночной экономике, или точнее — нынешнего базара. Хотя случаются и проколы, не без этого. Порой очень даже драматические.

Сокурсница моей жены, Люся — красавица, умница, знаменитая своими изысканными и дорогими нарядами, да и университет закончила с красным дипломом, — когда было разрешено предпринимательство, занялась тури­стическим бизнесом, но то ли не хватило первоначального капитала, то ли опыта, — лодочка ее вдруг дала течь, а потом и стала черпать воду бортами. Чтобы спастись, Люся каким-то образом вышла на ростовщиков, взяла у них, видимо, немалую сумму, а когда пришло время рассчитываться, оказалась неплатежеспособной. Ее, как говорили тогда, поставили на счетчик. Тем не менее, она снова заняла у них некую сумму, а затем и еще раз. Надо заметить, что бандиты сразу предупреждали о последствиях, так что, по их понятиям, по-бандитски, все было честно. Ставка — жизнь. Но что-то, видимо, произо­шло в психике женщины: оказалась неспособна оценить ситуацию и свои возможности, потеряла контроль над собой, как говорится, закусила удила и понеслась — взяла деньги еще раз. Пришел день, когда бандиты отказались ее субсидировать и потребовали рассчитаться. Пришлось продать квартиру и переехать к родителям, затем родители продали свою квартиру и уехали жить в деревню, — и все равно денег, чтобы рассчитаться, не хватало. Они с мужем решили тайно бежать из Минска, но перед тем продать мебель — с тем и при­шла Люся к моей жене. Ничего в ней от былой красоты не осталось: сизое лицо в желтых пятнах, волосы колтуном, горячечные глаза, хриплый голос. За все про все просила пятьсот долларов. Диван, шкаф, хорошие стулья, два стола — письменный и столовый.

— Не надо нам ничего, — сказала Катя.