Приключения чёрной таксы

— Не собаки, — поправил Бэрримор, — а собака. Мне нужна была лишь одна, неважно — Отка ли, Франтишка… Или как вы там друг друга зовёте? Лада и Юлька, кажется? Две героини нужны были для подстраховки: не полюбит Крис одну — полюбит другую. Стены в замке, хоть и толстые, но уши у Карла, понимающего язык зверей, большие. Узнать, кто вы такие на самом деле, мне не составило труда, — Бэрримор беззаботно улыбался. — По рецепту в состав яда входит один ингредиент — самый важный, без него идеального результата не достичь. Ведь всё должно походить на рак, даже если проведут вскрытие. Этот ингредиент — кровь дорогого сердцу животного. Первоначально эта роль возлагалась на Бисти.

Слушая хозяина, кошка равнодушно поглядывала по сторонам и небрежно помахивала хвостом. По её движениям, хвосту и усам было видно: она глубоко презирает всех присутствующих, включая собственного хозяина.

— Я принёс её в замок котёнком в тот год, когда родился Кристофер, — продолжал Альбинос. — Я десять лет вынашивал план мести. Бисти росла в башне — до поры до времени я скрывал её от людских глаз. И это было ошибкой. Возможно, мальчишка и привязался бы к Бисти, если бы знал её с детства. Но я перестраховался, а кошка не справилась — характер тяжёлый, с Крисом они не поладили. Мальчишка не особенно любил животных. Тогда пришлось ему подсунуть «Приключения Отки и Франтишки», ведь Кристофер обожает читать! Ничего подходящего не было, и я нанял этого непризнанного гения Кнедлика написать что-нибудь в нужном ключе, — Бэрримору доставляло удовольствие обнародовать свои злодеяния. Он сиял, как глянцевый голландский огурец. — Старый тщеславный олух работал со спокойной совестью — он ни о чём не догадывался. Моя задумка сработала — Кристофер привязался к Франтишке, — Альбинос остановился и пристально посмотрел на таксу. — Но, как ни прискорбно, сегодня именно твоя кровь убьёт сопляка.

— Да у него от злости в голове предохранители перегорели! — в ужасе прошептала Собакевич. — Это не человек, это — кукла!

— Ради денег ты хочешь убить ни в чём не повинного ребёнка? — тихо спросил Гарри.

— Не ребёнка, а уже двух, любезный враг мой. Плюс двух собак, — поразмыслив, добавил Бэрримор. — Если бы ты не совал свой любопытный нос куда не надо, вероятно, остался бы жив. Однако здесь замешаны не только деньги. Ты прав: я хочу видеть Николаса раздавленным. Всю жизнь я презирал этого недалёкого аристократишку, которому повезло быть официальным отпрыском знатной фамилии. Богатство не его заслуга, оно свалилось с неба в ту самую секунду, когда он появился на свет. А я всю жизнь работал, чтобы чего-то стоить. Хотя я точно такой же урождённый Стивенсон! Однако я сумел перехитрить его, и сегодня — ночь возмездия!

— Твоя ненависть не стоит человеческой жизни. Чужое богатство не принесёт тебе счастья, — Гарри делал последние попытки увещевать безумца.

— Чужое — нет, но это богатство моё по праву! Отец любил меня. Лишь предрассудки не позволили ему открыться, — горько усмехнулся Бэрримор. — Что ж, хватит лирики. Карл, заводи агрегат!

Услышав приказ, хранивший неподвижность карлик включился, как робот. Пружиня, он подошёл к адской машине и опустил рычаг. Внутри агрегата что-то щёлкнуло и пронзительно взвыло.

— Это тоже одно из изобретений Карла — идеальная машина по производству ядов. Тебе, Франтишка, выпала великая честь быть умерщвленной с её помощью!

Надев толстые рукавицы, Альбинос подошёл к Ладе. Такса волчком крутилась на цепи, тщетно пытаясь высвободиться. Она попыталась укусить негодяя, но рукавицы защищали надёжно. Бэрримор нажал красную кнопку, и из чрева машины выдвинулась платформа из толстой резины. Он закрепил на ней собаку ремнями. Вверху вновь что-то щёлкнуло. Чернышёва задрала голову: ещё одна платформа медленно, рыча, точно дикий зверь, опускалась вниз.

«Пресс…» — мелькнуло в голове.

Широкогрудый карлик с мрачным узколобым лицом крепко держал рычаг.

— Немедленно выключи! — Юлька рвалась из последних сил. Готовая задушить себя, она кидалась в разные стороны, переворачиваясь через голову, когда короткая цепь сбивала с ног. Собакевич умоляюще завизжала:

— Бэрримор, отпусти её!

Альбинос оставался равнодушным, наблюдая, как пресс медленно, но верно двигался на Чернышёву.

«Не вырваться, — с тоской думала такса, разглядывая ромб лунного света на полу. Ей вдруг вспомнились друзья, школа, тётя Вера. Знакомые с детства лица калейдоскопом сменялись перед глазами. Франя…»

Грусть подкралась незаметно, постепенно овладевая ею, как потёмки комнатой. Сейчас Лада Чернышёва была маленьким, обезумевшим от страха зверьком, попавшим в западню. И вот что странно — ей уже не хотелось вырываться, бороться, даже жить не хотелось. Чем безнадёжнее становились мысли, тем быстрее ужас уступал место отчаянию.

— Я знал, что ты примешь смерть стойко, — похвалил её Бэрримор. — На свете нет ни одного человека, который слышал бы, как умирает собака. Собаки умирают молча.

«Наверное, я уже и вправду перестала быть человеком…»

— Отпусти её, негодяй! — взвыла Собакевич.