Приключения доктора

— Подожди, подожди: тобой я тоже скоро займусь! Но прежде — люди!

Михаилу Георгиевичу почудилось, что Мура одновременно кивнула и вздохнула.

«Нет, точно безумие какое-то!» — подумал тогда Михаил Георгиевич и перешел к Петру Васильевичу.

Петр Васильевич как упал, поскользнувшись, так и лежал: стараясь не сыпать отборными ругательствами и потому покрепче стиснув зубы.

— Как вы?

— Нога!

— Посмотрим!

Перелома не было и уже это было хорошо. Однако нога не действовала, и вот это-то было странно: никаких признаков внешних или внутренних повреждений Михаил Георгиевич не обнаружил. Разве что на бедре Петра Васильевича начал наливаться синяк, довольно болезненный на ощупь. Петр Васильевич даже вскрикнул, когда пальцы доктора пробежались по синяку, ощупывая это место.

— Попробуйте всё-таки встать, — предложил Михаил Георгиевич, протягивая Петру Васильевичу руку, чтобы тот мог на нее опереться.

Петр Васильевич, опираясь на руку Михаила Георгиевича, поднялся с пола, но едва Михаил Георгиевич руку убрал, рухнул обратно: так, что доктор лишь чудом успел его подхватить и не дал ему грохнуться что есть силы! Нога Пера Васильевича не держала совершенно.

— Странно…

— Что со мной?

Михаил Георгиевич присел на корточки и еще раз тщательно осмотрел не действовавшую ногу. Но и новый осмотр не выявил ничего необычного.

— Не знаю, — честно тогда признался он и добавил: «Прямой опасности я не вижу, но вас необходимо доставить в больницу. Вас должен осмотреть специалист по нервным заболеваниям».

Услышав это, Петр Васильевич воззрился на Михаила Георгиевича так, будто вместо славного доктора внезапно увидел перед собою страшного оборотня:

— По-вашему, я сошел с ума?

Петр Васильевич буквально рычал, но Михаил Георгиевич только головой покачал и — без раздражения — пояснил:

— Господь с вами, Петр Васильевич! Причем тут сумасшествие? Нервные заболевания — это не только психиатрия, занимающаяся ослабевшими разумом или вовсе его лишившимися. В основе всей нашей деятельности — деятельность именно нервная: случись какое повреждение и всё — пиши-пропало! У вас вот не действует нога. А у кого-то — руки. Кто-то не может разогнуться — не потому что больно, а вот не может, и всё тут! В большинстве случаев это связано с какими-то механическими повреждениями, но бывает и так, что проблема в чем-то ином. Не беспокойтесь: заболевания такого рода излечимы. Можно не сомневаться: когда устранят причину, вы снова сможете ходить.

Говоря строго, этот поток слов, вылитый Михаилом Георгиевичем на Петра Васильевича, был очень далек от реального положения вещей. Говоря строго, этот поток слов был попросту ахинеей. Но, во-первых, он успокоил несчастного управляющего, а во-вторых, успокоил и самого Михаила Георгиевича: по правде, растерявшегося от невозможности здесь и сейчас диагностировать причину странного характера полученной Петром Васильевичем травмы. Ни с чем подобным на практике Михаил Георгиевич дотоле не сталкивался. И всё же, к чести нашего замечательного героя, можно сказать: даже растерявшись, он принял верное решение и — более или менее — верно определил поверхностное следствие, отнеся его к проблемам неврологии. Проблема заключалась в том, что, несмотря на бурное уже тогда развитие этого направления медицинской науки, оно всё еще оставалось в de facto зачаточном состоянии, больше уделяя внимания ярким проявлениям психиатрии, нежели множеству других проявлений. Мы располагали немалым количеством научных трудов, немалым количеством блестящих публикаций, немалым количеством выдающихся ученых, но всему этому еще только предстояло образоваться в самостоятельную и глубоко копающую дисциплину. Достаточно вспомнить то, что даже отдельного предмета преподавания в тогдашних медицинских ВУЗах — предмета неврологии — не было: дело ограничивалось чтением курса лекций да незначительной практикой на нескольких койках при нескольких больницах. В столице — при Военно-медицинской академии, а в Москве — при Ново-Екатерининской больнице. Время специализированных институтов — таких, например, как бехтеревский — еще не пришло. Хотя и оно — время это — приближалось стремительно.

В общем, Михаил Георгиевич, пообещав Петру Васильевичу определить его к лучшим докторам, внутренне пусть и успокоился, но всё же — сравнительно: тревога не покинула его окончательно, а прогноз не вызывал у него оптимизма. Но, разумеется, ничего подобного говорить Перу Васильевичу он не стал.

Оказав управляющему посильную помощь, то бишь попросту усадив его поудобнее и на сухое место — подальше от жижи из разбавленного спирта и навоза, Михаил Георгиевич занялся свалившимися в эту же отвратительную лужу полицейскими.