Форт не был готов к такому повороту событий; он был обеспечен продовольствием лишь на несколько дней; пришлось сократить рационы и прибегнуть к тем крайним мерам, которые отмечают усиление блокады другими лишениями для осажденных. Несчастным выпали новые страдания, более страшные, чем предыдущие. Естественно, они еще тяжелее переносили голод, чем жестокости немецкой дисциплины. Не нашлось авторитета, достаточно сильного, чтобы руководить бережным распределением провизии. Между людьми, столь нуждавшимися в единстве, вспыхивали ссоры; они обособились по национальностям, образовав самостоятельные группы, и каждая из них держалась все враждебнее по отношению к другим. Всякий раз раздача пищи становилась сигналом к новым раздорам, и каждая личная перепалка грозила перейти во всеобщую драку. Словно в круге Дантова ада, воздух форта Риказоли полнился криками и стенаниями. Можно было подумать, что бунтовщики решили стать палачами по отношению друг к другу. Так, возможно, и случилось бы, но тут часть гарнизона решила открыть ворота и тайно сдаться англичанам. Оставшиеся же сто пятьдесят человек, по-видимому, намеревались защищать крепость до последнего.
Впрочем, после бегства их товарищей положение несколько улучшилось: с уменьшением численности защитников соответственно увеличились рационы. Это давало оборонявшимся время, и, принимая бездействие противника за страх, они надеялись добиться почетной капитуляции. Кроме того, все оставшиеся были греки без примеси албанцев и словенцев, и они сумели установить относительную дисциплину. Судя по всему, остаток гарнизона не собирался сдаваться, и ежедневно их, молчаливых, суровых и грозных, можно было видеть на крепостной стене.
Но однажды ночью, когда, привыкнув к этой пассивной осаде, они спокойно уснули, их разбудил крик: «К оружию!» Капитану Коллинзу, офицеру королевского военно-морского флота, надоело это промедление, и он добился у генерала Вуга разрешения под свою ответственность совершить ночную вылазку с добровольцами. Смело и ловко проведенная операция отчасти удалась, и, несмотря на отчаянное сопротивление осажденных, англичане на рассвете овладели всеми укреплениями. Тридцать или сорок бунтовщиков были убиты, остальные захвачены в плен, кроме семи солдат, укрывшихся в пороховом погребе. Для людей несомненного мужества и притом доведенных до отчаяния уже само место укрытия стало грозным оружием. Поэтому капитан Коллинз, вместо того чтобы преследовать их, приказал прекратить атаку и, разместив солдат в наружных укреплениях, вернулся к тактике Вуга, то есть к спокойной и упорной осаде, выдерживать которую становилось тем труднее, чем меньше защитников (и так доведенных до крайности) оставалось внутри. Были отрезаны все пути к примирению: генерал Вуг запретил вести всякие переговоры с несчастными. Им оставалось лишь сдаться на милость победителя.
А тем временем шел суд над попавшими в плен во время вылазки. Все они были приговорены к смерти. Впервые со времен английской оккупации Мальты была применена столь жестокая кара; до сих пор самым строгим наказанием были удары палками для солдат и аресты для офицеров. Понятно, какое впечатление произвел на жителей этот приговор, касающийся более ста человек. Со свойственной военным быстротой на площади Консерваторери, где должна была совершиться казнь, соорудили виселицы, и на следующий день туда привели осужденных. Но эшафоты делали неопытные в этом ремесле люди, а палачи, впервые взявшиеся за дело, тоже проявили мало сноровки. Из пятерых приговоренных, которых пытались повесить, двоих пришлось прикончить ударами кинжала, поскольку оборвалась веревка. Это зрелище взволновало пылкие души мальтийцев; ропот недовольства пробежал по толпе, всегда бунтующей против насилия. Еще одна попытка повешения не удалась: несчастный взмолился о помощи и крик его отозвался во всех сердцах; сами англичане, видимо из жалости, отдали приказ прекратить эту пытку. За два часа казнили всего шесть человек; с такой скоростью экзекуция продлилась бы несколько дней, и кто знает, чем бы все это завершилось! Итак, приговоренных снова увели в тюрьму и ночью переправили во Флориану. У мальтийцев забрезжила было надежда, что наказание будет смягчено, но они ошиблись. Несчастных ждал лишь иной вид смерти: вместо виселицы — расстрел. Как мы увидим, это была скорее жестокость, чем милость.
Военный плац Флорианы представляет собой большое открытое пространство близ внутренних укреплений. С одной стороны его на всю длину окружает невысокая стена городского сада, с другой — нависающий над ним бастион; по остальным сторонам располагаются казармы и гласисы.