Приключения Джона Девиса. Капитан Поль

Я пел с таким чувством, что при последнем куплете Фатиница приподняла свое покрывало, и я увидел нижнюю часть лица ее, нежную и пушистую, как персик. Я встал, чтобы уйти, но Фатиница сказала:

– Дайте мне!

– Что такое?

– Песню.

– Хорошо, я спишу вам ноты.

– И слова.

– И слова тоже.

– Мне уже, кажется, лучше, я сразу же поеду верхом.

Я поклонился, и мы с Константином ушли.

– Она девочка очень избалованная, – сказал мне Константин, – она думает, будто все должны делать, что она хочет, и сердится, если не исполняют ее прихотей. Мать-покойница ее избаловала, а потом и я тоже. Вы видите, что я довольно странный пират.

– Говорят, что в порабощенных народах законам не покоряются именно люди с самым могущественным и благородным характером, но, признаюсь вам, я до сих пор этому не верил.

– О, не надо судить по мне и обо всех моих собратьях, – сказал, смеясь, Константин, – я поклялся в вечной ненависти только к туркам. Случается, что я нападаю на какое-нибудь несчастное судно, которое встретится мне на пути, как, например, на «Прекрасную Левантийку», но только тогда, когда кампания была плоха и я не хочу вернуться домой с пустыми руками, чтобы экипаж не роптал. Зато, вы видите, я царь на этом острове, а когда день, назначенный пророчеством, настанет, все до одного пойдут, куда бы я ни повел их, крепость, с помощью Пресвятой Богородицы, оборонят и женщины.

– И верно, в таком случае, – сказал я, смеясь, – вы назначите генералами Стефану и Фатиницу.

– Не смейтесь, – отвечал Константин, – моя Стефана – Минерва, которая в случае нужды вполне может, как Паллада, надеть шлем и латы, а Фатиницу я скорее сделаю капитаном какой-нибудь небольшой бригантины.

– Вы счастливый отец.

– Да, в моем несчастье Бог благословил меня детьми. Зато, когда я с моими дочерьми и с Фортунатом, я все забываю, и свое ремесло, и турок, и обещанную будущность, которая все еще не наступает.

– Но вы теперь же расстаетесь с одной из них?

– Нет, потому что Христо Панайоти живет здесь, на острове.

– А позвольте вас спросить, скоро ли свадьба?

– Через неделю или дней через десять. Греческая свадьба будет для вас очень любопытна.

– А разве я увижу ее?

– Да разве вы нам чужой?

– Я сделался вашим потому только, что ранил вашего сына.

– И сами его вылечили.

– Но как же женщины могут обедать с гостями, когда им запрещено снимать покрывало?

– О, в важных случаях они его снимают, впрочем, они и носят покрывала не потому, чтобы мы, мужчины, принуждали их к этому из ревности, но больше по привычке, а отчасти и из кокетства. Дурные очень рады прятаться под покрывалом, а хорошенькие всегда найдут возможность показать свое лицо. Вы едете с нами гулять?

– Благодарю вас, вы знаете, что мне дано поручение. Ежели бы я не списал сразу же песни, которую Фатинице хочется иметь, она, я думаю, никогда бы мне этого не простила, а мне бы не хотелось, чтобы меня у вас вспоминали лихом.

– О нет, я уверен, что мы друг о друге будем вспоминать с удовольствием, и надеюсь, что эти воспоминания приведут вас снова к нам, когда Греция возвратит, наконец, свою независимость. Греция, можно сказать, прабабушка всех других стран, и у кого в сердце есть родственные чувства, тот должен поспешить к ней на помощь. Между тем прощайте, я пришлю вам сразу же от Фортуната все, что нужно для письма. Вы знаете, что без меня вы здесь полный хозяин.

Я поклонился Константину, и он ушел. Я сразу же побежал к окну, зная, что Стефана и Фатиница должны скоро выйти из своего павильона. И действительно, через несколько минут они обе прошли по двору, но ни одна не подняла головы. Видно, Фатиница, так же, как и я, боялась возбудить подозрения. Дивная вещь – рождающаяся любовь: она толкует в свою пользу поступки, которые привели бы в отчаяние любовь уже давнишнюю! Фатиница была совсем не больна: она выдумала это только для того, чтобы видеться со мной; если бы ее привлекло ко мне одно любопытство, она после первого свидания сказала бы, что уже здорова. Напротив, на другой день ей было только немножко получше, и, следовательно, мне надо было прийти в другой раз. Таким образом, я могу надеяться увидеть ее еще раз или два, а там настанет свадьба Стефаны, а там – все кончено. Но до свадьбы Стефаны оставалось еще десять дней, а любовь рассчитывает только на сутки.

Мне принесли бумагу, чернила и перья, и я принялся записывать романс. Занимаясь этим, я увидел на своем окне тень горлицы, приподнял решетку линейкой, привязав к ней шнурок, конец которого положил рядом с собой, а на окно посыпал хлеба, через минуту горлица прилетела, я дернул шнурок, и она очутилась в плену.