«Приключения, фантастика» 1994 № 05

Застонав, Крокки напряг силы и встал. Его голое тело все было залито кровью, его собственная кровь смешалась с кровью тысяч несчастных жертв Сеапсуна; стоя в кровавой луже, он хрипло дышал, морщился и стонал от мучительной боли во всем теле, особенно в ногах. Кровь стекала с его спутавшихся волос, сочилась по груди, капала с пальцев бессильно опущенных рук.

Уже один его вид вызвал в зрителях рев кровожадного азарта. Всем хотелось, чтобы он немного побегал по арене, уворачиваясь от медлительного Сеапсуна, и когда Крокки, перемогая себя, сделал несколько нетвердых шагов, из публики донеслись подбадривающие крики. Змей повернул голову и, не снижая, но и не увеличивая скорости, двинулся за ним. Крокки зашагал вдоль края арены. Очень скоро он понял, почему змеиные жрецы наносили раны пленникам, предназначенным в жертву Сеапсуну: тварь, очевидно, не могла двигаться быстрее, и любой человек, а тем более он, стремительный и ловкий Барс, легко ушел бы от нее, увернулся бы из под самого се носа, и это преследование по арене длилось бы много часов; теперь же Крокки чувствовал, что погоня будет недолгой. Силы его убывали с каждым сделанным шагом, с каждой каплей крови, вытекшей из его ран. Он брел, хлюпая босыми ногами по кровавой жиже, а змей, неумолимо двигавшийся следом, обдавал его сзади горячим дыханием.

Ужас сдавил грудь Крокки, ледяными клыками впился в его душу. Свет померк в глазах молодого короля. Его всего трясло, рука его судорожно хваталась за край арены, а в ноги словно вонзались сотни раскаленных ножей, их словно жгли огнем, драли из них суставы. Каждый шаг давался Крокки с такой болью, что хотелось закричать, упасть и забиться, кинуть свое истерзанное тело прямо в паств ненасытному чудовищу и покончить с этой нечеловеческой пыткой ужасом и болью. Но он заставлял себя идти.

Он шел медленно, с трудом, но скорость преследующего его змея была почти такой же, и это забавляло публику. Все знали, что смельчак долго не продержится, и заранее предвкушали момент его неминуемой гибели. Бежать было некуда, да и не было сил. Он чувствовал, что гибнет. В помутневшем сознании возник Зал Танцующих Изваяний, и он снова, как тогда, когда цеплялся за каменную ногу исполинской фурии, мысленно воззвал к королю Герригу.

Но даже на более–менее связную мольбу у него не было сил. Сознание его почти полностью парализовали страх и нестерпимая боль. И лишь в каком‑то уголке его, ясном и не замутненном ужасом, проплывали видения гранитных статуй, озаренных таинственным скользящим светом голубого карбункула, украшенный затейливым орнаментом купольный потолок. В мыслях его всплыло видение каменного змея, высеченного на потолке. Змей, изгибаясь кольцом, заглатывал собственный хвост.

Крокки вспомнил, что на этот барельеф почему‑то указал ему демон — Хранитель Браслета… Змей, кусающий свой хвост… Сознание Крокки стало проясняться, глаза его раскрылись шире и по ним словно впервые ударил блеск десятков горящих факелов. Крокки стиснул волю в кулак, зло и упрямо мотнул головой, презрительно сплюнул в сторону вопящих зеленолицых и оттолкнулся от борта арены.

Рывками, как ходули, переставляя изрезанные ноги, он двинулся вдоль круглого борта арены, постепенно смещаясь к ее середине. Змей с прежней неспешностью следовал за ним.

Крокки шел по кругу, и по тому же кругу ползло за ним огнедышащее чудовище. Казалось, оно настигает граэррца. Публика вскочила со своих мест, истошно вопя. Крокки споткнулся о чьи‑то останки, поскользнулся в кровавой мешанине раздавленных тел и его едва не обожгло дыхание неумолимо настигающего его змея. Но пленник поднялся, шатаясь как пьяный, и, с усилием переставляя ноги, продолжал движение по той же окружности.

Нет, скорее это была дуга — радиус ее постепенно уменьшался, становясь все короче по мере того, как Крокки смещался к центру арены. Так же смещался и Сапсун; его тело сначала изогнулось плавной дугой, но чем меньше становилась окружность, по которой двигался Крокки, тем круче изгибалось многометровое тело змея.

Вскоре перед Крокки замаячил хвост чудовища, между тем как за его спиной, обдавая его пятки жаром, неумолимо двигалась чудовищная голова с разинутой пастью. В глазах граэррца снова потемнело; мышцы его напряглись как натянутая тетива и, казалось, еще один шаг, еще мгновение — и они порвутся, и он не успеет дотянуться до этого зеленого, скользкого, острого хвоста, оставляющего борозду в кровавой жиже…

И все же ноги его, подкашиваясь, сделали эти несколько шагов, он ничком рухнул на Сеапсунов хвост и, хватаясь за скользкие, твердые и острые чешуйки, стал подтягиваться по нему; голова змея ни на секунду не замедлила своего движения и не отстала ни на сантиметр. Крокки подтягивался по хвосту, преследовавшая его разинутая пасть тянулась за ним, миг — и к изумлению ахнувшей публики в пасти Сеапсуна оказался конец его собственного туловища!