Однако мысли сами наплывали, упорно лезли, давили, не давали дышать. Откуда они? Откуда?! А вдруг из этого холодного равнодушного бетона?! Может, за долгие, страшные годы своего существования это подземелье сумело как-то впитать, замуровать их в себя — оставить там навсегда, навечно? Вместе с кровью, вместе с душами замученных, растерзанных? И только сейчас они каким-то образом сумели освободиться и, наконец, обрести свое настоящее, достойное для них пристанище, а именно — мозг человека? Но — человек ли он? Почему, для какой цели он очутился здесь, в этом кошмарном, диком, непонятном ему мире? И если он все же человек, то было ли у него прошлое? И какое оно — прошлое?.. Так кто же он? Кто?!
А может, это даже и хорошо, что он ничего не помнит. Так лучше, проще, спокойнее, — жить, делать свое будущее. Но жить ли это — без прошлого? Скорее всего — нет, так себе — существование. И кроме того, с каждым своим новым сходом с картины он что-то вспоминает… Вот и сейчас, вернее, сегодняшней ночью, когда они материализовались вместе с Галинкой здесь, в этом подземном каземате, он неожиданно вспомнил название этого загадочного прибора, так искусно имитированного кем-то под старинную живописную картину. А теперь… а теперь все чаще и чаще перед его взором стали появляться какие-то странные видения. Не кошмарные, не пугающие, наоборот — манящие, притягивающие, притягивающие своей необычностью, оригинальностью, интригующие своей диковинностью, необыкновенной загадкой, щемящей тайной…
Однако удержать их в своем возбужденном сознании он не мог, лишь интуитивно чувствовал, каким-то внутренним зрением улавливал, что это ему дорого, самозабвенно, мучительно дорого и — необходимо. Особенно сейчас. И вдруг четко и ясно он увидел перед собой глаза — спокойные и умные, любящие и понимающие.
Беглец остановился, яростно сжал ладонями виски — и этот удивительный образ проявился более отчетливо, более реально. Перед ним всплыло лицо пожилой женщины, ее добрая, с грустинкой улыбка была неподдельной, живой, а мягкие печальные глаза, казалось, все понимали и… прощали. Его прощали! Но — за что? За что?! Губы женщины неуловимо дрогнули — и он отчетливо услышал: сынок, возвращайся, возвращайся, сынок… Мама. Мама!!
Беглец вскрикнул и повалился на пол. Галинка вздрогнула — и тотчас бросилась к нему.
— Что с тобой?.. — Но увидев улыбку на лице парня, выдохом пробормотала: — Господи! Как ты напугал меня!..
Беглец сел, обхватил колени, посмотрел на девушку — счастливо, дурашливо, совсем неестественно для этой, откровенно не праздной для них обстановки, и восторженно проговорил:
— Я вспомнил!.. Я почти все вспомнил! Я вспомнил лицо мамы!.. Лицо мамы перед каким то… то ли полетом, то ли стартом, то ли прыжком в какой-то долгий, чертовски долгий и опасный путь! — Помолчал немного, мотая головой, потом провел ладонью по лицу, словно сбрасывая с него невидимую паутину, бросил лихорадочный взгляд на замершую девушку, глаза которой наполнились счастливыми слезами, и вдруг пояснил: — Кажется, перед хромостартом в Ретровселенную… — Снова помолчал, опустил голову и тихим, срывающимся голосом добавил: — И аварию вспомнил!.. Дикую, чудовищно дикую… и никем не предвиденную!.. Дикую до умопомрачения — именно такую, какая только и может быть при хромокатастрофе! Аварию, вызванную, вроде бы, от внезапного всплеска мозгового излучения практически всех аборигенов одного из миров! Аварию, которую без помощи Центра нельзя было устранить!.. — Мотнул головой, тупо уставился между ног и уже с горечью прибавил: — А также неудачную попытку прорваться через опасную зону чужого времени при помощи какого-то сверхмощного шифроблока одного из секретных посольств этого хромопояса…
Возбуждение беглеца передалось и девушке. Она пристроилась рядом и, кажется, впервые за последние сутки счастливо, без притворства, улыбнулась.
— Я рада, очень рада за тебя!
Неожиданно в коридоре послышался приглушенный говор, а следом — приближающийся цокот тяжелых подкованных сапог.
— Выходите! — утробно прогудел кряжистый надзиратель, приоткрыв на четверть проема двери. — И быстро вперед!..
Пленники не заставили себя долго ждать. Пройдя по коридору метров двадцать, они свернули направо, где их сразу же встретил скуластый верзила с бычьей шеей и огромным красным шрамом на лбу.
Верзила бегло оглядел пленников и негромким простуженным голосом спросил, указывая на квадратный щиток под мышкой у парня:
— А это чо?
— Это? Это нам разрешили… — растерянно пробормотал беглец, не решаясь сказать точнее.
— Ясненько, — удовлетворенно прохрипел их новый сопровождающий. — Следуйте за мной! — И зыркнув по лицам пленников, строго прибавил: — Только тихо!..
Пройдя еще метров двадцать, они подошли к большой массивной двери, напоминающей своим внушительным видом скорее дверцу огромного сейфа, чем вход в помещение.
Верзила предупреждающе приподнял руку, осторожно прислонил ухо к стальному косяку, затем чуть-чуть приоткрыл дверь, заглянул туда, повертел по сторонам головой, потом оглянулся, кивнул своим спутникам и шагнул внутрь.