Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

— Я знаю, что вы хотите сказать: Фирминъ настоящій джентльмэнъ по наружности — красавецъ. Я помню его отца, Бранда Фирмина, въ Валенсьенн съ герцогомъ Йоркскимъ. Брандъ былъ одинъ изъ красивйшихъ мущинъ въ Европ; его прозвали Головнёй: онъ былъ рыжій, страстный дуэлянтъ, застрлилъ одного ирландца, остепенился потомъ и все-таки поссорился съ своимъ сыномъ, который чертовски кутилъ въ молодости. У Фирмина, конечно, наружность джентльмэновская: чорные волосы: отецъ балъ рыжій. Тмъ лучше для доктора; но… но мы понимаемъ другъ друга, я думаю, Гуденофъ, намъ съ вами приходилось видть разныя разности въ нашей жизни.

Старикъ подмигнулъ и понюхалъ табаку.

— Когда вы возили меня къ Фирмину въ Паррскую улицу, сказалъ мистеръ Пенденнисъ своему дяд:- я нашолъ, что домъ не очень веселъ, а хозяйка не очень умна; но вс они были чрезвычайно добры; и мальчика я очень люблю.

— Его любитъ и дядя его матери, лордъ Рингудъ! вскричалъ маіоръ Пенденнисъ. — Этотъ мальчикъ примирилъ свою мать съ ея дядей посл ея замужства. Вы врно знаете, что она убжала съ Фирминомъ, моя милая?

Матушка сказала, «она слышала что-то объ этой исторіи». И маіоръ опять уврилъ, что докторъ Фирминъ былъ сумасбродный молодой человкъ двадцать лтъ тому назадъ. Въ то время, о которомъ я пишу, онъ былъ врачомъ въ Плеторическомъ госпитал, докторомъ Гранингенскаго великаго Герцога и имлъ орденъ Чернаго Лебедя, былъ членомъ многихъ учоныхъ обществъ, мужемъ богатой жены и довольно значительной особой.

Что же касается его сына, такъ-какъ имя его красуется во глав этихъ страницъ, то вы можете догадаться, что онъ не умеръ отъ болзни, о которой мы сейчасъ говорили; за нимъ ухаживала хорошая сидлка, хотя мать его была въ деревн, хотя отецъ его былъ въ отсутствіи, но пригласили очень искуснаго доктора лечитъ юнаго больного и сохранить его жизнь для пользы его фамиліи и для этого разсказа.

Мы продолжали нашъ разговоръ о Филипп Фирмин, его отц, его дяд граф, котораго маіоръ Пенденнисъ зналъ коротко, пока не доложили, что подана карета доктора Гуденофа; и нашъ добрый докторъ оставилъ насъ и воротился въ Лондонъ.

Нкоторыхъ изъ тхъ, кто разговаривалъ въ этотъ лтній вечеръ, уже нтъ на свт, чтобы разговаривать или слушать. Т, которые были молоды тогда, добрались до вершины горы и спускаются уже къ долин тней.

— Ахъ! сказалъ старый маіоръ Пенденнисъ, тряхнувъ своими темнорусыми кудрями, когда докторъ ухалъ: — вы видли, моя добрая душа, когда я заговорилъ о его confr`ere, какъ угрюмъ вдругъ сдлался Гуденофъ? Они не любятъ другъ друга, моя милая. Двое человкъ одной профессіи никогда не сходятся между собою, и кром того, я не сомнваюсь, что и другіе товарищи-врачи завидуютъ Фирмину, потому что онъ живётъ въ лучшемъ обществ. Это человкъ хорошей фамиліи, моя милая. Уже было большое rapprochement, и если лордъ Рингудъ совершенно съ нимъ примирится, нельзя знать, какое счастье предстоитъ сыну Фирмина.

Хотя, можетъ быть, докторъ Гуденофъ думалъ довольно презрительно о своёмъ собрат, но большая часть публики высоко его уважала, особенно въ маленькомъ обществ Грей-Фрайярскомъ [1], о которомъ добрый читатель слышалъ въ прежнихъ сочиненіяхъ настоящаго біографа, докторъ Брандъ Фирминъ былъ очень большимъ фаворитомъ; его принимали тамъ съ большимъ уваженіемъ и почотомъ. Когда воспитанники въ этой школ бывали больны обыкновенными дтскими недугами, ихъ лечилъ школьный аптекарь мистеръ Спрагъ, и простыми, хотя противными для вкуса лекарствами, бывшими въ употребленіи въ то время, почти всегда успвалъ возвращать здоровье своимъ юнымъ паціентамъ. Но если молодой лордъ Эгамъ (сынъ маркиза Эскота, какъ, вроятно, извстно моему почтенному читателю) длался нездоровъ, а это часто случалось по милости большого изобилія карманныхъ денегъ и неблагоразумнаго пристрастія къ кондитерскимъ произведеніямъ, или если въ школ случалась какая-нибудь опасная болзнь, тогда тотчасъ посылали за знаменитымъ докторомъ Фирминомъ; и ужь врно болзнь была опасна, если онъ не могъ вылечить её. Докторъ Фирминъ былъ школьнымъ товарищемъ и остался истиннымъ другомъ директора этой школы. Когда у молодаго лорда Эгама, уже упомянутаго (онъ былъ у насъ единственнымъ лордомъ и поэтому мы нсколько гордились нашимъ возлюбленнымъ юношей и берегли его) сдлалась рана, отъ которой голова его раздулась какъ тыква, докторъ вылечилъ его отъ этой болзни, и первый воспитанникъ сказалъ ему привтствіе въ своей латинской рчи на публичномъ акт въ школ, о его необыкновенныхъ познаніяхъ и о его божественномъ удовольствіи salutem hominibus dando (возвращать людямъ здоровье). Директоръ обратился въ доктору Фирмину и поклонился; учители и важные господа начали перешептываться и глядли на него, воспитанники глядли на него; докторъ склонилъ свою красивую голову къ своей манишк; его скромные глаза не поднимались съ блой, какъ снгъ, подкладки шляпы, лежавшей на его колнахъ. Шопотъ одобренья пробжалъ по старинной зал, зашумли новые мундиры учителей, началось сморканье, когда ораторъ перешолъ къ другой поэм.