Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

Среди всеобщаго энтузіазма только одинъ членъ въ аудиторіи выказалъ презрніе и несогласіе. Этотъ джентльмэнъ прошепталъ своему товарищу въ начал фразы, относившейся къ доктору: «пустяки!» и прибавилъ, грустно смотря на предметъ всхъ этихъ похвалъ:

— Онъ не понимаетъ этой латинской фразы. Впрочемъ, это всё вздоръ!

— Шш, Филь! сказалъ его другъ; и лицо Филиппа вспыхнуло, когда докторъ Фирминъ, поднявъ глаза, поглядлъ на него съ минуту, потому что предметъ всхъ этихъ похвалъ былъ ни кто иной, какъ отецъ Филя.

Болзнь, о которой мы говоримъ, давно прошла. Филиппъ уже не былъ школьникомъ, но находился второй годъ въ университет, и вмст съ нсколькими другими молодыми людьми, бывшими воспитанниками этой школы, явился на ежегодный торжественный обдъ. Почести обда въ этомъ году принадлежали доктору Фирмину, даже боле чмъ лорду Эскоту съ его звздой и лентой, который вошолъ въ училищную церковь рука-объ-руку съ докторомъ. Его сіятельство растрогался, когда въ послобденномъ спич намекнулъ на неоцненныя услуги и искусство его испытаннаго стараго друга, который былъ его товарищемъ въ этихъ стнахъ (громкія восклицанія), чья дружба была усладою его жизни — и онъ молился, чтобы эта дружба перешла въ наслдство къ ихъ дтямъ. (Громкія восклицанія, посл которыхъ заговорилъ докторъ Фирминъ).

Спичъ доктора былъ, можетъ статься, довольно обыкновененъ; латинскіе цитаты его были не совсмъ ясны; но Филю не слдовало такъ сердиться или такъ дурно вести себя. Онъ прихлёбывалъ хересъ, глядлъ на своего отца и бормоталъ замчанія, вовсе не лестныя для его родителя.

— Посмотрите, говорилъ онъ: — теперь онъ растрогается. Онъ поднесётъ носовой платокъ къ губамъ и покажетъ свой брильянтовый перстень. Я вамъ говорилъ: ужъ это черезчуръ. Я не могу проглотить этого… этотъ хереса. Уйдемте-ка отсюда покурить куда-нибудь.

Филь всталъ и вышелъ изъ столовой именно въ ту минуту, когда отецъ его уврялъ съ какой радостію, съ какою гордостью, съ какимъ восторгомъ думалъ онъ, что дружба, которою его благородный другъ удостоивалъ его, должна бы. та перейти въ ихъ дтямъ, и что когда онъ оставить этотъ міръ (крики: «нтъ, нтъ! Дай Богъ вамъ жить тысячу лтъ») ему будетъ радостно думать, что сынъ его всегда найдётъ дрга и покровителя въ благородномъ графскомъ дом Эскотъ.

Мы нашли экипажи, ожидавшіе насъ у воротъ школы и Филиппъ Фирминъ, толкнувъ меня въ карету его отца, приказалъ лакею хать домой, говоря, что докторъ воротится въ карет лорда Эскота. Мы отправились въ Старую Паррскую улицу, гд много разъ ласково принимали меня, когда я былъ мальчикомъ, и мы удалились въ собственный пріютъ Филя, на задней сторон огромнаго дома, курили сигары и разговаривали объ училищной годовщин и о произнесённыхъ рчахъ, и о бывшихъ воспитанникахъ нашего выпуска, и о томъ, какъ Томсонъ женился, а Джонсонъ поступилъ въ армію, а Джэксонъ (не рыжій Джэксонъ съ глазами какъ у свиньи), а другой, быль первымъ на экзамен, и такъ дале. Мы весело занимались этой болтовней, когда отецъ Филя растворилъ настежь высокую дверь кабинета.

— Вотъ и отецъ! заворчалъ Филь. — Что ему нужно? прибавилъ онъ, понизивъ голосъ.

«Отецъ», когда я взглянулъ на него, былъ не весьма пріятнымъ предметомъ для зрлища, У доктора Фирмина были очень блые фальшивые зубы, которые, можетъ статься, были нсколько велики для его рта, и зубы эти какъ-то свирпо оскалились при газовомъ свт. На щекахъ его были чорные бакенбарды, а надъ сверкающими глазами свирпыя чорныя брови; а плшивая голова лоснилась какъ бильярдный шаръ. Вы едва узнали бы въ немъ оригиналъ того меланхолически-философическаго портрета, которымъ вс паціенты восхищались въ пріемной доктора.

— Я узналъ, Филиппъ, что ты взялъ мою карету, сказалъ отецъ:- и мы съ лордомъ Эскотомъ должны были идти пшкомъ до извощика.

— Разв у него не было кареты? Я думалъ, что, разумется, у него будетъ свой экипажъ въ такой праздничный день и что вы прідете домой въ лордомъ, сказалъ Филиппъ.

— Я общалъ завести его домой, сэръ, сказалъ отецъ.

— Если такъ, сэръ, мн очень жаль, коротко отвчалъ сынъ.

— Жаль! закричалъ отецъ.

— Я не могу сказать ничего боле, сэръ, и мн очень жаль, отвчалъ Филь и стряхнулъ въ каминъ пепелъ съ своей сигары.

Посторонній въ дом не зналъ какъ глядть на хозяина и его сына. Между ними очевидно происходила какая-нибудь ужасная ссора. Старикъ глядлъ сверкающими глазами на юношу, который спокойно смотрлъ въ лицо отцу. Злая ярость и ненависть сверкали изъ глазъ доктора, потомъ онъ бросилъ на гостя взглядъ дикой жалобной мольбы, который было очень трудно вынести. Среди какой мрачной семейной тайны находился я? Что значилъ исполненный ужаса гнвъ отца и презрніе сына?

— Я — я обращаюсь къ вамъ, Пенденнисъ, сказалъ докторъ, задыхаясь и блдный какъ смерть.

— Начать намъ ab оо, сэръ? сказалъ Филь?

Опять выраженіе ужаса пробжало по лицу отца.