Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

Я обдалъ вчера съ тремя джентльмэнами, возрастъ которыхъ можно было угадать во ихъ разговору, состоявшему по большей части изъ воспоминаній объ Итон, и насмшекъ надъ докторомъ Китомъ [4]. Каждый, описывая, какъ его скли, подражалъ всми силами манер и способу операціи знаменитаго доктора. Его маленькія замчанія во время этой церемоніи принимались съ чрезвычайной шутливостью; даже свистъ розогъ пародировался съ удивительной врностью, и посл довольно продолжительнаго разговора началось описаніе той ужасной ночи, когда докторъ вызвалъ цлую толпу мальчиковъ съ постелей и скъ цлую ночь, и перескъ Богъ знаетъ сколько мятежниковъ. Все эти взрослые люди смялись, болтали, радовались и опять помолодли, разсказывая эти исторіи; каждый изъ нихъ искренно и убдительно просилъ посторонняго понять, что Китъ быль настоящій джентльмэнъ. Поговоривъ объ этомъ наказаніи, говорю я, по-крайней-мр съ часъ, они извинились передо мной, что распространились о предмет интересномъ только для нихъ; но, право, разговоръ ихъ чрезвычайно занималъ и забавлялъ меня, и я надюсь и готовъ выслушать опять вс ихъ весёлыя исторійки.

Не сердись, терпливый читатель прежнихъ сочиненій автора настоящей исторіи, если и разболтался о Грей-Фрайярс и опять изъ этой старинной школы беру героевъ нашего разсказа. Мы бываемъ молоды только разъ въ жизни. Когда мы вспоминаемъ молодость, мы еще молоды. Тотъ, надъ чьей головой пронеслись восемь или девять люстръ, если желаетъ писать о мальчикахъ, долженъ вспоминать то время, когда онъ самъ былъ мальчикомъ. Привычки ихъ измняются; талія ихъ становится или длинне или короче, воротнички ихъ торчатъ больше или меньше, но мальчикъ всё-таки мальчикъ и въ царствованіе короля Георга, и въ царствованіе его августйшей племянницы — когда-то нашей двственной королевы, а теперь заботливой матери многихъ сыновей. И мальчики честны, веселы, лнивы, шаловливы, робки, храбры, прилежны, эгоистичны, великодушны, малодушны, лживы, правдивы, добры, злы и теперь, мы прежде, тотъ, съ которымъ мы больше всего будемъ имть дло, уже джентльмэнъ зрлыхъ лтъ, прогуливающійся по улиц въ своими собственными мальчиками. Онъ не погибнетъ въ послдней глав этихъ мемуаровъ — не умрётъ отъ чахотки; его возлюбленная не будетъ плакать возл его постели; онъ не застрлится съ отчаянія, оттого, что она выйдетъ за его соперника, не убьётся, вылетвъ изъ гига, не будетъ никакимъ другимъ, образомъ убитъ въ послдней глав — нтъ, нтъ! у насъ не будетъ печальнаго конца, Филпппъ Фирминъ здоровъ и веселъ до этой минуты, не долженъ никому ни шиллинга и можетъ совершенно спокойно попивать свой портвейнъ. Итакъ, любезная миссъ, если вы желаете чахоточнаго романа, этотъ для васъ вы годится. Итакъ, юный джентльмэнъ, если вы любите меланхолика, отчаяніе и сардоническую сатиру, сдлайте одолженіе возьмите какую-нибудь другую книгу. Что у Филиппа будутъ свои непріятности, это разумется само собой; дай Богъ, чтобы он были интересны, хотя не будутъ имть печальнаго конца. Что онъ будетъ падать и спотыкаться на своёмъ пути иногда — это ужь непремнно. Ахъ, съ кмъ этого не случается на нашемъ жизненномъ пути? Не вызываетъ ли наше ненастье состраданіе нашихъ ближнихъ и такимъ образомъ не выходитъ ли добра изъ зла? Когда путешественникъ (о которомъ говорилъ Спаситель) попалъ въ руки разбойниковъ, его несчастье тронуло много сердецъ, кром его собственнаго — разбойниковъ, изранившихъ его, левита и священника, которые прошли мимо него, когда онъ лежалъ обливаясь кровью, смиреннаго самарянина, чья рука облила масломъ его рану.