Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

— Завтра ему понадобится больше, посл завтра еще больше, а я не хочу жить въ такой постоянной мук. Ты услышишь всю исторію, а мистеръ Гёнтъ будетъ свидтелемъ своего собственнаго преступленія и моего. Я много кутилъ въ Камбридж, когда былъ молодымъ человкомъ. Я поссорился съ отцомъ, жилъ въ кругу мотовъ и выше моихъ средствъ; твой ддъ такъ часто платилъ мои долги, что я боялся уже просить у него денегъ. Онъ былъ суровъ со мной; я былъ къ нему непочтителенъ — я сознаюсь въ моей вин. Мистеръ Гёнтъ можетъ подтвердить мои слова. Я прятался въ Маргэт подъ чужимъ именемъ. Ты знаешь это имя.

— Да, сэръ, кажется, знаю, сказалъ Филиппъ, вздохнувъ.

Ему казалось, что онъ никогда не любилъ своего отца такъ, какъ въ эту минуту, и онъ думалъ: «ахъ, еслибы онъ всегда былъ откровененъ и правдивъ со мной!»

— Я нанялъ смиренную квартиру въ одномъ семейств. (Если докторъ Фирминъ много воображалъ о своей знатности и важности это ужь не отъ меня зависитъ; его долго считали такимъ почтеннымъ человкомъ). И такъ я нашолъ молодую двушку, одно изъ самыхъ невинныхъ созданій, когда-либо обманутыхъ мущиной. Я сознаюсь, что я обманулъ её — да проститъ мн Богъ! Это преступленіе было стыдомъ моей жизни и помрачило бдствіями всю мою карьеру. Я напалъ на человка еще хуже меня, если это быть могло. Я принудилъ Гёнта за нсколько фунтовъ, которые онъ былъ долженъ мн, фальшиво обвнчать меня съ бдной Каролиной. Деньги мои скоро были истрачены; мои кредиторы преслдовали меня. Я бжалъ за границу и бросилъ Каролину.

— Фальшиво обвнчать! Фальшиво обвнчать! закричалъ пасторъ. — Разв вы не принудили меня къ этому, приставивъ пистолетъ въ горлу? Не будетъ же человкъ рисковать быть сосланнымъ на каторгу даромъ. Но я проигрался ему въ карты; у него былъ на меня вексель; онъ сказанъ, что не станетъ взыскивать съ меня этихъ денегъ, вотъ почему я помогъ ему. Всё-равно теперь я въ этомъ не участвую, мистеръ Бруммель Фирминъ, а вы участвуете. Я читалъ законъ о брак, сэръ. Пасторъ, который внчалъ подлежитъ наказанію, если на него донесутъ впродолженіи трёхъ лтъ, а теперь этому уже боле двадцати. Но для васъ мистеръ Бруммель Фирминъ — дло дурное; а вы, мой юный джентльмэнъ съ свирпыми усами, обижающій стариковъ ночью, вы можетъ быть узнаете, что мы умемъ мстить, хотя мы люди бдные.

Съ этими словами Гёнтъ схватилъ свою грязную шляпу и вышелъ изъ дома, осыпая проклятіями своихъ хозяевъ.

Отецъ и сынъ сидли нсколько времени молча посл ухода ихъ общаго врага. Наконецъ отецъ заговорилъ:

— Вотъ мечъ, вчно висвшій надъ моей головою; онъ теперь опускается, Филиппъ.

— Что можетъ сдлать этотъ человкъ? Разв первый бракъ былъ законный? спросилъ Филиппъ съ испуганнымъ лицомъ.

— Брака совсмъ ни было. Ты можешь себ представить, что я позаботился узнать вс законы насчотъ этого. Твоё законное происхожденіе не подлежитъ сомннію — это врно. Но этотъ человкъ можетъ погубить меня. Онъ постарается начать завтра, если не сегодня. Пока ты или я буденъ давать ему по гине, онъ станетъ относить её въ игорный домъ. У меня у самого была прежде эта страсть. Мой бдный отецъ поссорился со мной изъ-за этого и умеръ не видавшись со мной. Я женился на твоей матери — упокой Господи ея бдную душу и прости меня за то, что я былъ для нея суровымъ мужемъ! — съ намреніемъ поправить моё разстроенное состояніе. Желалъ бы я, чтобы она была счастливе, бдняжка; но не осуждай меня совершенно, Филиппъ, я былъ доведёнъ до крайности, а ей такъ хотлось выйти за меня! Я былъ хорошъ собою и молодцоватъ въ то время: такъ говорили по-крайней-мр (тутъ онъ искоса взглянулъ на свой красивый портретъ) Теперь я развалина, развалина!

— Я понимаю, сэръ, что это должно быть для васъ непріятно; но какъ это можетъ погубить васъ? спросилъ Филиппъ.

— Что сдлается съ моей практикой семейнаго врача? Практика и теперь уже не та — между нами, Филиппъ — а расходы больше чмъ ты воображаешь. Я пускался въ разиня неудачныя спекуляціи. Если ты разсчитываешь получить отъ меня богатство, мой милый, ты обманешься въ ожиданіи, хотя ты никогда не былъ корыстолюбивъ — нтъ, никогда! но когда этотъ негодяй разгласитъ исторію о знаменитомъ врач-двоеженц, не-уже-ли ты думаешь, что мой соперники не услышатъ и не воспользуются ею, а мои паціенты не услышатъ её и не станутъ избгать меня?

— Если такъ, условьтесь же тотчасъ съ этимъ человкомъ, сэръ, и заставьте его молчать.

— Условиться съ картёжникомъ невозможно. Онъ всегда будетъ засовывать руку въ мой кошелёкъ, когда проиграетъ. Ни одинъ человкъ на свт не устоитъ противъ подобнаго искушенія. Я радъ, что ты никогда этому не поддавался. Я ссорился съ тобою иногда за то, что ты жилъ съ людьми ниже тебя по званію: можетъ быть ты былъ правъ, а я нтъ. Я любилъ, всегда любилъ, а этого не скрываю, жить съ знатными людьми. Когда я былъ въ университет, они научили меня картёжничать и мотать, а въ свт мало мн помогли. Да и кто сдлаетъ это, кто сдлаетъ?

И докторъ задумался.