Затем, прежде чем пойти спать, я пошел побродить в лунном свете по всему этому удивительному пейзажу немецкого возрождения, которое придают старому Берну его фонтаны, аркады, все эти старые покосившиеся дома, непрочные и ценные свидетельства прошлого, всегда зависимые от членов муниципального совета, которые могли бы оказаться вандалами или дураками. Но здесь, в этой олигархии патрициев, гордящихся своим прошлым, возможно, эта опасность не существовала никогда.
Перед тем, как заснуть, я попытался найти решение проблемы, которая очень занимала меня в эти последние дни — как найти самый практичный, самый быстрый и самый точный способ поддержания связи с моими агентами. Идея уже давно бродила у меня в голове, и мне показалось, что, наконец, решил этот трудный вопрос.
На следующий день я пошел завтракать и читал газеты в буфете, ожидая Шмидта. И вот он здесь, точно в условленное время, сначала посмотрел направо, потом налево, затем пошел ко мне, делая вид, что меня не видит, прошел мимо, остановился, обернулся, увидел меня и воскликнул, приветствуя. Я пригласил его сесть.
— Ну что, как Юбер? — спросил я.
— Он приехал. Я не думаю, что за ним следили, во всяком случае, я никого не заметил; он меня не видел.
— А ваш друг Эмиль?
— Я думаю, у него все будет в порядке, — ответил Шмидт, — его сведения подтвердились тем, что мы уже знали. Немецкий горный корпус все время там; с Эмилем говорили солдаты из 2-й гвардейской дивизии, дислоцированной между Мюлузом и Кольмаром и ополченцы из саксонского Ландвера, которые разместились между Фрейбургом и швейцарской границей. Штаб-квартира горного корпуса находится в Мюлузе, командует корпусом генерал фон М.
Для испытания это хорошо. Нужно, чтобы он собрал побольше сведений теперь об этой гвардейской дивизии. Объясните ему, что мне небезразлична любая мелочь. Чтобы он пытался дойти до Мюлуза. Вы тоже не пренебрегайте ничем: это очень важно. И предупредите меня, как только у вас будут новые данные.
— Куда надо будет написать?
— Я разработал новую систему, которую мы собираемся применить в будущем; мы снова увидимся на обеде.
Юбер ожидал меня в пивной вблизи от вокзала. Крупный светловолосый человек сидел со своей второй кружкой пива за столом в спокойном углу в благоразумно выбранном им просторным зале; своим платком он время от времени вытирал себе щеки и лоб от капель пота. Он был спокоен и невозмутим как всегда, и как раз это мне в нем нравилось.
— Хорошая поездка? — спросил я.
— Да, неплохая. Например, еда все хуже и хуже. Даже с деньгами и в наилучших отелях не получишь того, что хочешь.
— Вы добились приглашений от ваших клиентов, как я вам рекомендовал?
— Да, много раз, — он ответил. — Итак, вот, многое изменилось. Клиент из Пфорцгейма, городка с большими полями вокруг, не испытывает нехватку ни в чем; но он сам едет по фермам, где находит, за хорошую оплату, масла, яйца, свиное сало — столько, сколько он хочет. В больших городах все по-другому; все жиры отсутствуют; хлеб ужасен, мясо редкость. Мне пришлось есть мармелад из репы, от которых я все еще болею; да, да, у меня из этого совсем испортился желудок, ничего не переваривает.
Он долго рассказывал о еде и продуктах, не сообщив мне ничего нового. Блокада, удавкой наброшенная на шею немцев, становится все жестче, и ее результаты ощущаются с каждым днем все сильнее. Это естественно и это было предусмотрено. Но я знал, что мой человек не приступит к другим темам, пока не исчерпает ту, которая на него произвела самое сильное впечатление.
Потом он переходит на настроения в народе. В тылу настроение плохое; те оптовые торговцы и мелкие коммерсанты, которых он знал, прежде «блестящие полководцы», говорят сегодня только о мире. Что касается рабочих всего Юго-запада, они явные пораженцы. Письма с фронта в целом обескураженные и разочаровывающие. Все это я сам знал, немцы, взятые в плен на передовой, во время допросов, письма, которые им приходят, об этом говорят достаточно. Я, тем не менее, не стал останавливать Юбера и только задал ему несколько коротких уточняющих вопросов.
Я старался хорошо объяснить агенту, перед его отъездом, какие сведения самые важные, а какие вопросы совсем незначительные. Но агенту, который возвращается с головой, набитой всем, о чем надо рассказать, я никогда не давал понять, что некоторые из его историй меня интересуют только в очень слабой степени.
— А с военной точки зрения?
— Ой, тут у меня нет ничего существенного. Это очень трудно, вы знаете, — оправдывался Юбер.
— А все же! Встречали ли вы поезда, перемещения войск?
— Да, между Карслруэ и Штутгартом я насчитал десяток поездов, следовавших сразу друг за другом.
— Итак! — сказал я в удовлетворенном тоне, — Вот, всегда что-то есть. В каком направлении вы ехали?
— Из Штутгарта в Карлсруэ.
— В какой день? Вы помните?
Он вытянул блокнот из своего кармана, полистал его короткое время.
— Это было 27-го, — сказал он.
— Вы записываете такое? Вы сошли с ума! Я же вам все хорошо объяснил, а вы…