Приключения французского разведчика в годы первой мировой войны

— Я восхищаюсь вашей невозмутимостью, — сказала она радостно. — Хорошо, тогда хватит, лучше сохраните ваши сто франков. Вам не может повезти сейчас, это вполне естественно. Почему? Может быть, — жеманно продолжила она, — потому, что вы слишком счастливы в любви. А раз вы не богач, пойдем в кино.

Но в кинозале она вдруг резко встала. — Давайте уйдем отсюда! Здесь так душно, в этом зале!

Она взяла меня за руку, повлекла меня к пивной, из открытых окон которой распространяются звуки гармони. Там, проходя мимо стола, занятого тремя наголо бритыми немцами, я увидел, как она бросила понимающий взгляд, как будто для того, чтобы сказать: — Вот! Что вы об этом думаете?

Мы оставили этот зал в числе самых последних.

— Теперь действительно слишком поздно возвращаться в Монтрё, — сказала она. — Что мы будем делать?

— Давайте останемся в Женеве, — ответил я простодушно.

Отель, расположенный между улицами Рю де Альп и Рю де Монблан, увидел, как мы вошли в него каждый с чемоданчиком в руке, которые мы только что забрали из камеры хранения отеля «Корнавен»; я попросил два номера, обязательно по соседству друг с другом.

Вечер закончился с шампанским в ее комнате; она, вытянувшись на диване, а я в кресле.

— Пейте, — сказала она с отблеском иронии в глазах, — вы нуждаетесь в том, чтобы поместиться в поезд!

— Я слишком много играл вчера и сегодня. Я проиграл все, что заработал на американцах.

Она подошла ко мне:

— Не беспокойтесь; я для вас найду здесь занятие намного более доходное, чем ваша работа на дом «Рюмоне и Компния» из Дижона.

Я притворился, что сомневаюсь.

— Но да! Это легко, даже очень легко. Нужно только довериться мне.

Но прежде чем попасться на крючок, она еще поколебалась; вот для нее опасная минута, которую я хорошо знаю, неизбежный момент, когда надо сбросить маску, момент, когда мы можем обжечься, выдать себя, если мы неправильно интерпретировали слова или жесты противника. Я пытался разгадать все мысли, которыми занят разум этой красивой девушки; я разделяю даже ее недоумение, спрашивая себя, как я бы действовал на ее месте.

— Я вам скажу это завтра. Давайте не будем говорить больше о делах, было бы жаль….

И она, мечтательница, с трогательным акцентом искренности продолжила:

— Завтра вы будете сомневаться во мне; но слушайте очень внимательно, я совершенно искренна в этот вечер, я вам клянусь. И поэтому я не хочу вам ничего больше сообщать. Скажите только, что вы мне верите.

Я повернулся к ней и увидел в глубине ее глаз зеленые отражения, подобные отражению стоячей воды.

Я довольствовался тем, что ответил:

— Давайте пойдем, очень поздно, не пора ли идти спать? — и она тут же позволила мне уйти.

Но я решил утром ускорить ход событий.

В восемь часов утра я постучал в дверь, которая отделяла наши две комнаты: — Я собираюсь заказать завтрак. Вы не против?

— Да, попросите доставить его в мой номер и приходите, — ответила она радостным голосом.

— Я размышлял над тем, что вы мне предложили вчера вечером, — сказал я ей спустя четверть часа, опустив глаза и намазывая масло на кусочек жареного хлеба. Я согласен, у меня нет выбора. Но нужны ли специальные знания?

— Нет, вы вполне достаточно образованны, чтобы делать это очень хорошо. Я вас представлю сегодня же господину, который вам все объяснит. Он вас, возможно, удивит, но выслушайте его до конца.

— Это придется сделать. Как я поступил бы? Если бы речь шла только обо мне, я бы из этого выпутался, но я надеюсь еще очень часто встречаться с вами, и я не хотел бы вам предложить удовольствия, недостойные вас.

— Какой вы милый! — ответила она, склонив свою голову к моему плечу.

— Я вас оставляю, — произнесла она чуть позже в зале отеля; — я собираюсь устроить вашу встречу с господином, о котором мы говорили. Подождите меня здесь.

Я углубился в чтение моих ежедневных объявлений, когда портье подошел ко мне, чтобы сообщить, что «Мадемуазель де Маковски просила меня присоединиться к ней в отеле «Берг»».

Она меня ожидала там, куря сигарету, с озабоченным видом, и две вертикальные морщины прорезали ее лоб.

— Ах, вот вы, — сказала она без оживления, — пойдемте.

Лифт нас поднял на третий этаж. Моя подруга шла впереди меня и без стука открыла дверь номера, в котором я узнал, удобно развалившегося в кремле, одного из трех немцев, которых видел накануне. Большой, крепкий, светловолосый, со свежим румяным лицом, он меня тоже тотчас узнал. Затем на несколько «дубовом», но правильном французском языке он рассказал мне, что один парижский банкир задолжал ему значительную сумму на операциях еще довоенного времени. Этот финансист, казалось, воспользовался обстоятельствами, чтобы скрыться. Не согласился бы я отправиться в Париж, чтобы напомнить этому банкиру о долге и сообщить об его ответе?