Заведующий. Достаточно. Вы старались поссорить Гогенштауфена с Марусей Покровской?
Упырева. Нет! А кроме того, какое это имеет отношение?..
Заведующий. Большое… Зачем вы грызете карандаш?
Упырева. Я злюсь, как зарезанная!
Заведующий. Вот это совершенно правильно. Как зарезанная. Пройдите в ту дверь – там мой кабинет. Сядьте за стол. Дайте письменное объяснение своим поступкам. Я им не поверю – пишите короче. Вот эта дверь. Ступайте.
Бойбабченко. Она сбежит!
Заведующий. Нет! Дверь одна. Окно – над пропастью. Товарищ Кофейкина, ваше слово!
Кофейкина. Сотрудники, товарищ заведующий, бывают двух родов – одни работают со страстью, другие с отвращением…
Заведующий. Совершенно правильно! Вокруг нее сгруппировались люди, работающие с отвращением. Мертвый класс, пленный класс, класс на цепи, злобный, как цепная собака. Они работают против воли, работают не всегда плохо, боятся, но кусаются всегда и всегда отравляют все вокруг. При мне штрафовали управделами, который из ненависти собирал всюду паутину, пыль, пауков, блох, мух, моль, мокриц и распределял собранное по всем комнатам своего учреждения. Он же добыл где-то старую ванну, положил ее в коридоре и написал на ней мелом нехорошее слово. Ванна наводила на посетителей сильное уныние. Он же забил все двери и пускал посетителей через подвал. Но он тих и скромен рядом с нашей Упыревой. Она совершенно мертва, она обеими ногами стоит в гробу, и через нее из гроба, как по проводу, идет смерть. Я, отдыхая, наводил справки и все выяснил. Год назад она работала в центральном узле. Там застрелился из‑за девочки прекрасный человек, талантливый работник товарищ Лысенький. Это она подстроила. Там сошло с ума пять рабочих-изобретателей: Иванов, Мамочко, Пежиков, Суриков и Эдиссон Томас Альва. Это все она. Там заведующий побил бухгалтера из ревности, и на две недели остановилась работа – шел показательный суд. Она даже в свидетельницы не попала, а все это было делом ее рук. Она умеет вовремя сказать злобное слово, поссорить, пустить сплетню, обидеть, сбить с толку, оскорбить тех, кто потише, и скрыться за личиной усерднейшего, даже самоотверженного, непреклонного работника. Она портит жизнь. Здесь трудней всего поймать. Как вам удалось?..
Кофейкина. Я боюсь объяснить, товарищ заведующий… Она, видите ли, упырь!
Заведующий. Как вам не стыдно так упрощать этот сложный вопрос! Упырь – исключительное явление, а исключительное явление каждому бросается в глаза. Она гораздо незаметней, мельче…
Кофейкина. Это другие незаметней, мельче, а она – упырь!
Заведующий. Это что же, аллегория?
Кофейкина. Нет, в данном случае – факт.
Заведующий. Не хочу разбираться, чтобы не запутаться в подробностях, но чувствую, что вы все в чем-то правы. Она из тех, кто притворяется живой, передразнивает живых и ест живых. А вы? В таком случае вы – волшебница?
Кофейкина. Да.
Заведующий. Не хочу слишком уточнять, чтобы не сбиться с толку. Но чутьем понимаю, что в данном частном случае вы правы. Вы победили. Вы полны величайшей творческой энергии, которая иной раз производит впечатление чуда. В данном частном случае я не возражаю. Вы действовали с пользой в интересах дела, но это не метод! Есть другие способы проявлять творческую энергию. Путь индивидуальных чудес должен быть изжит. Волшебных чудес. Понимаете?
Кофейкина. Я больше не буду.
Заведующий. Да, довольно. Это тем более легко, что волшебниц вообще не бывает. Ну, у нас в учреждении один раз случилось – и довольно.
Брючкина. Ах, товарищ заведующий, это – любовь! Гогенштауфен…
Заведующий. Он не для вас… Прекратите это безобразие с прической, товарищ Кофейкина.
Спасибо. А вам, товарищ Брючкина, я предлагаю оставить Гогенштауфена в покое…
Брючкина. Товарищ заведующий, вы сами знаете – мужчины лезут ко мне как звери. Я даже не понимаю, зачем это им нужно. Гогенштауфен писал мне такие письма, жадно на меня глядел…
Заведующий. Это ошибка.
Бойбабченко. А он в компас превратился. Мы ему зубы намагнитили.
Заведующий. Понимаю… Зубы прилипли к зубам… Прекратите это!