Приключения инспектора Бел Амора. Вперед, конюшня!

ПРИМЕЧАНИЕ ИЗДАТЕЛЯ. Автор, мягко говоря, меряет все на свой аршин и намекает на определенные нравы в высшем эшелоне власти. Между тем, трехнедельное отсутствие президента д'Эгролля и дженераля Гу-Сина на своих рабочих местах было вызвано высшими державными интересами, но никак не празднованиями сомнительных дней татьян, вер, надежд и любовен. В эти дни состоялся официальный визит в Метрополию Его Величества ханта Ханты Приобского-Вездесущего, с которым велись сложные политические переговоры.

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА К ПРИМЕЧАНИЮ ИЗДАТЕЛЯ. Издатель заблуждается. Он слышал официальный звон, но я лучше знаю, где пребывали и что делали в этот период пространства—времени Президент, дженераль и хант Приобский, потому что в Татьянин день и в последующие я был с ними. Я не ограничусь намеками, проект зашел так далеко, что можно уже не темнить, а прямо говорить о том, как из-за своего длинного языка, который господин Президент вовремя не зачехлил своей же задницей (за что справедливо получил в упомянутое ухоженное место полновесный фунт дроби), были сорваны эти «сложные политические переговоры», но не буду забегать вперед и расскажу об этой неформальной встрече в своем месте отчетного пространства—времени. Впрочем, я передумал. Почему бы не забежать вперед и не разыграть обычную футбольную стенку — отдать пас, пойти вперед, получить пас и ударить по воротам? Переговоры с Вездесущим хантом Ханты Приобским (хант — это, кажется, звание, Приобский — титул, Ханты — имя, а Вездесущий — кликуха; или все наоборот, точно не помню) начались в Татьянин день на «объекте № 515» (в охотничьих угодьях председателя Сури'Нама — председатель об этом знать не знал), а когда под вечер д'Эгролльша решила, что ей лучше будет по-английски удалиться, чем по-русски остаться, этот день принял форму дурной бесконечности. Чем мы только ни ублажали ханта — хант не чуждался ничем человеческим — парной, девочками, футболом на снегу, подледным ловом, научили его забивать козла (хант был в восторге от домино, кричал: «Рыба! Яйца!» — я даже вспомнил своего первого наставника сантехника Сан Саныч-сана, у ханта получалось не хуже), еще травили волков, гоняли зайцев, охотились на медведя, но вот настало время утиной охоты. Поднялись раненько, залезли в болото, набили морозостойких уток — во-от такие индюки! — хорошенько намерзлись, сели в посадке, развели костер, открыли что бог послал, Президент так набрался за эти дни, что потерял всякое дипломатическое соображение и решил подшутить над хантом, — подмигнул своей свите, потихоньку стянул его ружье, заменил патроны на холостые и стал ханта подначивать: мол, стрелок из тебя хреновый, Твое Вездесущее Величество! Хант не понял, ему перевели.

— Как так?! — возмутился он.

— А вот так! Стрелять не умеешь!

— Кто, я?!!

— Нет, ты! Отгадай загадку: зимой и летом одним цветом. Что это такое?

— Ну, елка!

— Сам ты... чурка! Дупа! Понял?

— Что есть дупа?

— Задница! Да ты мне с десяти шагов даже в задницу не попадешь, диктатор, сволочь!

Хант Ханты не знал, что если президент д'Эгролль кого-то подначивает, значит, любит. Дурак богатый, что бык рогатый; слово за слово, Приобский хант озверел — он был тоже со своей харизмой, иначе как же управлять страной? — схватил ружье с холостыми патронами и заорал (почему-то по-польски):

— Становись, пся крев!

Отсчитали десять шагов. Вышли к барьеру. Президент спустил штаны <«Боже мой, кто нами управляет?!» — подумал я>, нагнулся и выставил свою мишень. Нога у Президента безразмерная, как у снежного человека, ну а задница — слов нет: холеная, белая, рассыпчастая, так и хочется вилкой ткнуть; слава богу, додумался прикрыть ладонью причинное место (о параметрах которого умолчу), чтобы случайно пыжом не ударило. «На, стреляй!» Все хохочут, а хант еще сохранил остатки разума и вдруг вспомнил, что патроны-то у него с крупной дробью на уток-индюков. Разломил ружье, выдирает холостые заряды, меняет их на патроны с мелкой дробью на перепелок. У президентских телохранителей лица вытянулись, не знают что делать (а я ведь предупреждал Президента об их несоответствии!), Президент же стоит буквой «зю» и не видит, что происходит у него за спиной, и не просекает, о чем думает хант, да еще продолжает подначивать:

— Давай скорей, мишень замерзает. Прижмурь левый глаз! Нет, правый, ты же левша! Целься в яблочко! Ты хоть знаешь, куда нажимать?

Хант сменил патроны и, не целясь, твердо, навскидку с левой руки, дуплетом — «ба-бах!». Как тут промахнешься — прямо в очко! Двадцать одно! Президент не свалился, нет. Даже не подпрыгнул, а как бы задумался, так и остался стоять, не мог выпрямиться; мишень как дуршлаг, как лицо, переболевшее оспой; в такой позе Президента доставили в 6-й Госпиталь, и доктора, меняя друг друга, пинцетами долго выковыривали дробь из его мишени. Выйти на работу Президент смог только в День Любви, когда хант уже уехал в свою Приобь. Перед отъездом хант приходил в госпиталь извиняться, но переговоры были безнадежно сорваны.

— Да что уж тут, — вздыхал Президент, — я сам виноват.

Это был первый официальный визит Приобского Ханта в Метрополию. Переговоры прошли неудачно. Но, в конце концов, это охотничье похождение сдружило Ханта и Президента и помогло через год, во время второго визита, прийти к нужному для нас политическому компромиссу. Но тогда, в Татьянины дни, председатель Сур был между небом и землей — я давил снизу, начальство молчало сверху. Он боялся громов и молний сверху и землетрясений снизу. Я прикидывался зеленой лужайкой и, как мог, объяснял Суру самым простым языком, боясь сболтнуть лишнее:

— Ну какой из меня главный тренер? Я всего лишь простой прораб. Шофер не грузчик. Плотник не столяр. Прораб не тренер. Все это разные профессии.

— Что же делать? — панически спросил председатель Сур.

— Кланяться в ножки Лобану. Пусть возвращается и ставит в конюшне Игру.