БЕЛАЯ ТЕТРАДЬ.
Б@Г НЕ ИГРАЕТ В КОСТИ.
Я возвращался в Шишкин Лес, тренируясь в раскатистом произношении буквы «р»:— Во двор-ре тр-рава, на тр-раве др-рова...
Существуют проверенные тренерские акции, думал я, которые нужно предпринимать сразу, чтобы в нового тренера поверили. С футбольной конюшней справился, почему бы не справиться с конюшней научной? Не боги горшки обжигают. Чем эти конюшни особо уж отличаются? Сразу этих бессмертных в бараний рог! И т.д. Где там моя салфетка с советами тренеру? <См. «Советы тренеру на салфетке»> Любой Руководитель — это актер и актерство. Научный Руководитель — то же самое. Сумел сыграть Главного Тренера — сыграешь и Научного Руководителя. Почистить немножко эту научную авгиеву конюшню. И все дела.
За этими раздумьями я не сразу обнаружил, что «Маракканна-2-бис» подозрительно опустела. Какой-то странный мертвый час, нигде никого, даже в столовой. Как вымерли... Случилось что? Где все? Только из кабинета доктора Вольфа доносились озабоченные голоса:
— Плохо. Очень плохо. Надо выводить конюшню.
— Нельзя. Офицер под ударом.
— Тогда надо брать.
О чем это они? Вспомнил, что хотел потолковать с доктором о его наблюдениях за мной — тоже мне, Посторонний Наблюдатель! Заглянул. А, это они в шахматы играют — Вольф с Войновичем, а фон Базиль наблюдает. Я обрадовался — хоть эти живы! Не отрываясь от позиции, Войнович сказал:
— С тебя отходная.
Значит, эти уже все знают.
— Как доктор скажет, — ответил я.
— Доктор уже разрешил. Шах.
Доктор Вольф важно кивнул. Если доктор разрешил, значит будем обмывать мое новое назначение.
— Как доктор прописал, так и сделаем. Где все?
— Где все, где все... — пропел доктор. (Вольф уважает шахматы, потому что в шахматах нет травм. «Шахматы — это вам не футбол и не балет, — говорит он. — Есть «Клиника спортивной и балетной травмы», значит, футбол в этой клинике ничем не отличается от балета; а вот о «Клинике шахматной травмы» я что-то не слышал... доской по голове, что ли?»)
Объяснили, что Лобан проводит в пресс-центре вступительную лекцию к своим теоретическим занятиям. Все там. Итак, Лобан уже приступил к тренерским обязанностям. Вот это славно. Когда я заглянул в пресс-центр (полно народу, даже Гуго и Хуго пришли, а этот БэА — ну до чего неприятный тип! — сидит и старательно конспектирует), Лобан объяснял сложные и довольно откровенные вещи, которые жеребцы еще не понимали:
— Примитивный футбол, в который играли в древности — пинанье ногами надутого воздухом кожаного пузыря на травяной полянке — это была арифметика с элементами геометрии; футбол нынешний, тотальный — вождение твердых космических объектов на достаточно ограниченных пространственно-временных полигонах — это высшая математика; футбол будущего, которому я хочу научить конюшню, да и сам научиться этому футболу вместе с конюшней, — это управление формообразующими космологическими субстанциями Когана-Гусочкина (Коровы, отметил я), которые описываются математикой свернутых v-пространств Римана-Лобачевского. Такой футбол приобретет новые качества, он уже не будет ограничиваться пространственно-временными галактическими полигонами, а станет релятивистским, формообразующим, и будет пронизывать всю Вселенную. Сегодня мы еще играем в разрушительный футбол; но завтра футбол станет созидательным — мы научимся «обжигать горшки», т.е. создавать новые миры, а это уже Игра богов. Создавая наш мир, бог играл не в кости, как предположил Эйнштейн, а в футбол. Если заглянуть еще дальше... Можно представить футбольную технологию отдаленного будущего, когда каждому человеку будет под силу с помощью диффузионной ткани создать свой собственный пузырь для пинанья, свою собственную Вселенную.
Лобан увидел мою голову в дверях и объявил перерыв. От его лекции все уже мучились несварением мозгов (то ли еще будет!), меня встретили, как спасителя. Гуго и Хуго отправились на задний двор чинить катапульту, шеф-кок — на камбуз, а жеребцы — на перекур в коридор, где тут же принялись гонять пустую консервную банку. На вопросительный взгляд Лобана я сказал:
— Мы с тобой уже генералы.
— Я знаю, — сказал Лобан.
— Я получил новое назначение.
— Я знаю. С тебя отходная.
Все всё знают.
СУХОЙ ЛИСТ.
После перерыва Лобан взялся за настоящую теорию — стал объяснять жеребцам систему удара «сухой лист».