Приключения юнкора Игрека

—Совсем другое дело! — просиял я и велел облепившим нас малышам немедленно приняться за изготовление снарядов. Себе и Борьке я отвел роль бомбардиров. Скоро проворные октябрята навалили у наших ног гору снежных ядер с каменной начинкой, и мы с удвоенным боевым пылом продолжили обстрел острозубого противника. Стрелять мы придумали залпом — оба сразу — сообразив, что двойное попадание снежком в пасть дракона скорее приведет к победе, и обезвреженная нами сосулька полетит вниз с долгим стеклянным криком... Но сосулька злила нас своим упорством, играючи отбивая тугие снежки — будто это всего лишь вялые теннисные шарики или холостые патроны.

Тут прозвенел звонок на урок. Ребятня стала покидать нас — правда, с явным сожалением. Бой с сосулькой пришелся им по душе. Рука у меня уже порядком устала. Оставался последний снежок. Размахнувшись, я что было сил запустил его в союзницу Ньютона, явно взявшего ее под свое августейшее покровительство и сделавшего неуязвимой. Я уже ни на что не надеялся. Но — чудо! Раздался долгожданный стеклянный звон! Впрочем, это было далеко не единственным чудом. Куда занятнее, что сама сосулька при этом преспокойно оставалась висеть на облюбованном ею месте.

—Что за чудеса?! — опешил было я, но тут из окна третьего этажа, со скрежетом отворившегося, высунулась женская голова и тотчас завертелась в поисках виновников ее беспокойства. Она, конечно же, сразу увидела нас с Самохваловым. И не мудрено.

Задрав головы, мы все еще силились сообразить — откуда звон.

Первым опомнился Самохвалов,

—Да мы ж окно разбили...— охнул он.

Борька оказался прав. Наталья Умаровна потрясала куском стекла, оставшегося лежать на жестяном козырьке, и кричала:

—Хулиганы! Что же вы натворили... Тут же... Тут же...

Казалось, сейчас она расплачется. Но вот она узнала Борьку.

—Твоя работа, Самохвалов?— вновь закричала Наталья Умаровна.— И это вместо того, чтобы учить уроки!.. И это в то время, когда твои героические современники бороздят просторы Вселенной! И это в то время...

Она еще долго продолжала бы свой назидательный и вполне заслуженный нами героический перечень, если бы, сложив ладони рупором, я не крикнул:

—Самохвалов не виноват. Это я разбил стекло.

—Ты кто такой!— с недоверием спросила учительница.

—Балтабаев.

—Из нашей школы?

—Новенький... Мы во-он ту сосульку сбить хотели. Чтобы на малышей не свалилась.

—Сосульку? Эту, что ли?..— и, высунув из окна указку, она толкнула сосульку толстым ее концом. Союзница Ньютона сразу же зашаталась и, отломившись от крыши, полетела вниз.

—Все что ли?— крикнула она. — Или остальные окна тоже надо спасать, пока не поздно?

—Больше не надо! — успокоил я.

—С Леопардом Самсонычем еще не познакомился?— сердито спросила она.

—Познакомился. Товарищ Мантюш-Бабайкин меня в восьмой «в» записал. К Самохвалову.

—Думаю, он с тобой еще не раз встретится!— сердито выпалила Наталья Умаровна.— Вот только попробуй сегодня же не починить окно, я тебя сама к нему отведу. Пусть подумает, нужен ли такой ученик классу «в», да и любому другому тоже!— И она с силой захлопнула раму и тотчас заставила разбитое окно зоологическим плакатом. С высоты третьего этажа на нас таращился скелет лягушки...

Мы переглянулись. Вот так дела! Еще и на уроке ни разу не был, а уже угодил в черный список.

—Не переживай! — вздохнул Борька - и сам вконец огорченный.— До второй смены у нас еще три часа. Достанем где-нибудь стекло. Вставим...

Я махнул рукой:

—Теперь уж помолчи лучше, стекольщик несчастный. Видал, как ловко она?.. Своей указкой... Я же говорил — давай к ней. А ты заладил свое: не пустит...скелеты простудятся.

Борька беспомощно развел руками, и мы поплелись домой — искать стекло. Сегодня, в первый мой школьный день в Ташкенте, анатомия стояла в расписании первой. А я, еще и не заявившись на уроки, рисковал заполучить репутацию человека, который бьет скелетам окна...

Как говорит Акрам — «Земля — круглая, и потому корабль по макушке узнают».

БЕЗДОННАЯ ПАМЯТЬ ЩИПАХИНА

Когда надо, стекла на дороге не валяются. Тем более — целые. Чтобы их на окно хватило... Мы облазили весь микрорайон, обшарили свалки, но нигде не обнаружили и намека на выброшенное стекло. Наконец Борька предложил:

—А хочешь, у меня снимем?

—У тебя?.. Это где же?

—А в комнате. Там все равно двойные. Не замерзну. И мама не заметит.

—Вот еще!— отклонил я идею Самохвалова.— Если на то пошло, то надо у меня снимать. Я ведь разбил, а не ты.

Дома, с первого же взгляда на окна, мы поняли, что стекла нам отсюда не извлечь. Замазка держала его мертвой хваткой.

—Гляди,— сказал вдруг в окно Борька.— Щипахин опять тащит добычу.

Мимо наших окон семенил мужичок в телогрейке, держа в руках старую раскладушку и смеситель для душа. Я готов был поклясться, что какой-нибудь час назад эту раскладушку видел на одной из свалок, а смеситель — на другой.

—Кто такой?— шепнул я.