Приключения капитана Кузнецова

И я с жадностью накинулся на газеты. Около полуночи в дверь постучали, и в каюту вошел длиннобородый эвенк Черанчин. На палубе он не задавал мне вопросов и ничего не рассказывал о себе, но от матросов я уже знал, что он ездил к своему сыну трактористу в гости на лесосеку, а теперь возвращается домой.

Черанчин долго сидел молча, ожидая, когда я прерву чтение, почти не мигая глядел мне в лицо, что-то нашептывал, словно произносил молитву какому-то далекому своему богу. И я старался не прерывать его сосредоточенности каким-нибудь неловким движением. Так мы просидели с полчаса, потом я отложил газету.

— Сына, — наконец заговорил Черанчин. — А твоя птица тут недалеко. Я знаю, где она лежит.

Я понял, что речь идет о каком-то самолете, расспросил старика, в каком это месте, и пообещал поехать с ним туда.

На второй день команда тепло со мной простилась. Я записал фамилии всех и пригласил к себе в гости после окончания навигации.

Пароход с плотами уплыл на север, а Черанчин и я остались в поселке. Борода здесь никого не удивила, и на меня не обращали особого внимания. Только председатель райсовета, куда я обратился за помощью, долго и казалось подозрительно оглядывал мой флотский китель, погоны и ботинки.

Начальник раймилиции, тоже капитан и бывший фронтовик, выслушав мою просьбу, долго ходил по кабинету молча. Не мешая раздумьям капитана, я ждал его решения.

— Я не возражал бы. Но опять проездим зря, — наконец заговорил начальник. — Осенью прошлого года мы семь дней барахтались в воде. И все без толку. Черанчин мог ошибиться. Потом, удивляюсь: почему он не заявил нам раньше?

Утром второго дня капитан все же взял катер, трех милиционеров и деда Черанчина и мы отправились вверх по быстрой реке. Только после полуночи старик отошел от борта, приблизился ко мне и, стараясь перекричать стук мотора, сказал:

— Дальше не ехать. Ставай до солнца. Твоя птица здесь…

Каково же было мое удивление, когда мы с помощью примитивного подъемного крана извлекли из глубин мало поврежденный самолет — копию моей машины. Составив подробный акт, мы уложили самолет на катер и двинулись обратно. На прощание я поблагодарил деда Черанчина и подарил ему свою берестянку. И не знаю, что больше обрадовало старика: мой подарок или то, что он оказал нам большую помощь.

С чувством выполненного долга капитан уснул, а меня всю ночь мучили вопросы. Кто пилотировал машину и где сейчас пилот?.. Что было причиной аварии?..

Зная важность находки, капитан помог заказать в колхозе большие деревянные ящики и дал людей, чтобы упаковать в них самолет. Потом мы обмотали ящики сверху шпагатом и кругом опечатали сургучными печатями. А вечером самолет погрузили на баржу. Через две недели он будет доставлен поездом на место.

ВОТ КТО ОН!

На этом записи капитана Кузнецова закончились. Но меня интересовала его встреча с Курбатовым, со Светланой, с командиром части, с товарищами по службе. И я попросил Ивана Ивановича в письме написать об этом. Он прислал подробный ответ на десяти страницах, и я привожу его здесь без изменений.

«На попутном почтовом самолете, — пишет капитан, — я добрался до ближайшего города двадцать девятого июня, сел в поезд.

За окнами вагона уже пошли знакомые пригородные места, а поезд стал двигаться так медленно, что, кажется, никак не сможет дотянуть до последней остановки; то он подолгу стоял на станциях, то без нужды задерживался на разъездах. Но всему бывает конец. Вот проехали уже мост, последний семафор и долгожданный, ставший родным город тысячами вечерних огней приветствовал меня из-за красавицы реки. Хотелось поскорее выйти из вагона, пойти по улицам, смешаться с теплым живым потоком людей на тротуарах, скорее окунуться в то, что называем жизнью.

Ни Светлане, ни в свою часть я не сообщал, что еду, а на пароходе не рассказывал о месте службы. Так что мое появление здесь должно было быть неожиданным, и было интересно увидеть, как встретят меня люди, считающие погибшим.

У выхода из вагона меня встретили, приветствуя, два лейтенанта в форме войск госбезопасности. Они взяли мои чемоданы и попросили пройти к машине. Ничего не понимая и удивляясь, я медленно пошел за ними, пытаясь разгадать в чем дело.

— Поспешим, товарищ капитан. Вас ждет начальник управления. А поезд опоздал, — сказал один из них, открывая дверцу <Победы».

Сидя рядом с водителем, я любовался улицами и фонарями; пытался разглядеть мелькающие за стеклом лица прохожих. И уже как-то не верилось, что я больше года жил без людей и был рад тому, что по соседству в берлоге жил медведь. Как быстро привыкает человек!..

Генерал службы госбезопасности встретил, как старого знакомого. Ответив на приветствие, он обошел меня дважды крутом, потом пощупал бороду и громко рассмеялся.

— Ну и ну!.. Ни пилот, ни моряк. А бородища какая… Словом, Отто Юльевич, да и только. Ну садись, Иван Иванович, рассказывай

Я сообщил кратко о катастрофе, о том, как жил в тайге и как выбрался, что в реке нашел еще один потерпевший аварию самолет.