Обглодав спинку, зверь отбросил рыбешку перепончатыми, как у утки, лапками в траву и пополз опять к воде. На глади плеса показались еще две головы таких зверьков. Зверьки зафыркали друг на друга и сцепились в драке. Клубок из двух зверей то исчезал в воде, то опять всплывал на поверхность, и тогда плес оглашался свистом, а самка так и осталась сидеть у берега, не вмешиваясь в спорные дела соперников.
Я подошел поближе, чтобы разглядеть драчунов. Заметив меня, самка запищала и нырнула в воду, драчуны расцепились и тоже скрылись под водой. Прошло не меньше часа, но ни один зверь так и не всплыл подышать над плесом. Я догадался, что это были речные выдры. Выходы их нор скрыты где-то под водой, а норы идут вверх, наверное, до самой вершины обрыва. И теперь, когда я жду зверей над гладью плеса, они сидят где-нибудь в галереях высоко над водой и в отнорки, которые строят для вентиляции, наблюдают за непрошеным гостем.
ПОЛНЫЙ ПОРЯДОК!
Утром двадцать первого июня речка свернула вправо, на восток, а в половине дня ее приняла широкая и спокойная неизвестная река. Сердце тревожно забилось, а в мускулы из неведомых тайников нахлынули силы. Придерживаясь правого пологого заросшего сосняком берега, плыву по течению на веслах. Но течение здесь так медленно, что продвижение кажется незаметным, и я пробираюсь к середине, где река быстрее.
В фарватере мимо лодки плывет небольшая чурка. Дрожащими руками втаскиваю ее в лодку и… роняю на дно. С обоих концов чурки — свежий срез пилою.
— Люди!. Здесь близко люди!.. — кричу безумным криком, крепко прижимаю чурку к груди, целую ее шершавый мокрый срез, поглаживаю кору.
Лодку повернуло боком, потом поставило носом против течения, но я не замечаю. Смахиваю с глаз нахлынувшие слезы и от неожиданности сажусь на днище. Мираж?! Или действительность?!.. На меня движется серый силуэт парохода с черной трубой…
Уже слышу чмыханье машины и шум гребных колес, вдыхаю запах масла и мазута… Громадина движется прямо на меня и скоро придавит могучей грудью… Но я, забыв про все, без толку сижу в лодке, не отрывая глаз от парохода.
Два гудка заставили опомниться. Встаю на ноги, машу руками, шапкой, что-то кричу… А пароход, свернув немного влево, плывет своей дорогой, словно на реке, кроме него, больше ничего и никого нет. Вот его корпус уже проходит мимо берестянки, за ним огромной цепью тянутся сигаровидные плоты… Глаза затуманило слезами, и я не могу прочитать название судна. Лодка качнулась на вздыбленных пароходом волнах, и я падаю на днище, уронив весла. Хватаюсь за борта, пытаюсь подняться, но мешает качка и дрожь в руках. Наконец удается встать на колени, и я, как во сне, вижу рядом лодку и в ней двух человек.
— Товарищи!.. Братцы!.. Родные… — вскрикиваю я, или, может быть, так думаю, или только шепчу губами.
— Ничего, папаша. Ложись на днище. Сейчас будет полный порядок! — пробасил бодрый молодой голос, и я подчинился ему.
Берестянку на буксире подвели к пароходу и подняли на палубу. Там меня окружили молодые и сильные мужчины. Они полушепотом о чем-то переговаривались и даже, кажется, спорили, высказывая догадки и предложения. Потом меня кто-то приподнял и дал выпить немного спирта. Жидкость горячими струйками растекалась по всему телу, исчезла дрожь, и я без посторонней помощи сошел с берестянки.
— Я летчик, капитан Кузнецов, — представился моим новым друзьям. — Больше года назад потерпел аварию и прожил в тайге один. Спасибо вам за помощь. Только не считайте меня больным. Я просто устал…
И я обнял каждого, кто был рядом, а может быть я обнимал их по нескольку раз, уже не помню.
— Товарищ Пудеев! Проведите капитана вниз и помогите навести полный порядок, — приказал штурман молодому матросу.
Утром у кровати на стуле лежали новые флотские брюки и немного поношенный флотский френч, на котором красовались вычищенные мои погоны. Я не знал, кто положил костюм, но, поняв, что он принесен для меня, принял подарок с благодарностью. Брюки и френч были как раз по мне, и я с сожалением заметил, что мои сапоги уже никуда не годны. Но тут же под стулом стояли черные ботинки, и я не задумываясь, надел их. Ботинки оказались слишком большими, но приходилось мириться: обувного магазина близко нет.
В каюту вошел Пудеев. Он поздоровался, потом улыбнулся, вынул из кармана ножницы, зачем-то на них дунул и опять улыбнулся.
— Мне приказано вас остричь и побрить. А то в селе, куда мы плывем, признают за попа и от старух не отобьетесь.
Я рассмеялся шутке. Чувствуя себя гостем, я не возражал хозяевам, если не считать того, что не дал снять бороды.
После вкуснейшего обеда я до вечера просидел в кругу матросов, на палубе и с большим наслаждением отвечал на их вопросы, рассказывал о своих злоключениях в тайге, расспрашивал о новостях в стране, с гордостью слушал рассказ о втором Спутнике Земли. Перед уходом на вахту штурман Григорий Черных сказал:
— У меня есть с десяток газет и журнал «Огонек». Со сном у вас полный порядок, так что читайте хоть до утра.