Все это он разглядел в одно мгновение, окидывая судно быстрым взором, пока поднимался с палубы, а потом перенес свое внимание на людей, стоявших перед ним. Покачнувшись на широко расставленных ногах, он в ярости сжал кулаки, глядя на них. Моряк, окативший его водой, улыбался во весь рот, все еще держа в руке пустое ведро, и Конан, выругавшись, инстинктивно потянулся к поясу, но обнаружил, что остался без оружия и одежды, если не считать коротких кожаных штанов.
– Что это за вонючее корыто? – проревел он. – Как я попал сюда?
Моряки издевательски расхохотались – все до единого коренастые, бородатые аргосцы, – и один из них, богатое платье и властные повадки которого выдавали капитана, скрестил руки на груди и высокомерно бросил:
– Мы нашли тебя лежащим на песке. Кто-то хорошенько врезал тебе по башке и обобрал до нитки. Поскольку нам были нужны люди, мы перенесли тебя на борт.
– Что это за судно? – требовательно повторил Конан.
– «Искатель приключений». Идем из Мессантии с грузом зеркал, красного шелка, щитов, позолоченных шлемов и мечей, чтобы обменять их у шемитов на медную и золотую руду. Меня зовут Деметрио, я – капитан этого корабля и с этой минуты – твой господин.
– Значит, я плыву туда, куда мне надо, – пробормотал Конан, пропустив мимо ушей последние слова капитана.
Они шли на юг вдоль побережья Аргоса. Эти торговые суда никогда не отходили далеко от береговой линии. Он был уверен, что где-то впереди стремит свой бег на юг черная стигийская галера.
– Вы не видели стигийскую галеру… – начал было Конан, но его перебил капитан, воинственно задрав бороду и ощетинившись.
Он не имел ни малейшего желания отвечать на вопросы любознательного пленника и решил, что настало время поставить этого слишком уж независимого бродягу на место.
– Марш вниз! – рявкнул он. – Довольно болтать! Я оказал тебе великую честь, приказав поднять на полуют, дабы привести в чувство, и ответил на все твои идиотские вопросы. А теперь убирайся отсюда! Ты отработаешь проезд на борту моей галеры…
– Я куплю твой корабль… – вырвалось у Конана, прежде чем он вспомнил, что остался без гроша.
Слова его были встречены взрывом хохота, а капитан побагровел, решив, что над ним издеваются.
– Ах ты, грязная свинья! – взревел он и с угрожающим видом шагнул к пленнику, схватившись за рукоять длинного ножа на поясе. – Ступай вниз, пока я не приказал выпороть тебя! И следи за своим языком, иначе, клянусь Митрой, я прикажу приковать тебя к веслам, как остальных чернокожих!
Конан отнюдь не отличался сдержанностью, и сейчас его буйный нрав прорвался наружу. Еще никогда обидчику, посмевшему так разговаривать с ним, даже в прежние времена, когда он еще не был королем, не удавалось прожить достаточно долго, чтобы пожалеть о своих словах.
– Не смей повышать на меня голос, ты, смоляная крыса! – громовым голосом проревел он, и ошарашенные моряки уставились на него с открытыми ртами. – Только попробуй достать свою игрушку, и я скормлю тебя рыбам!
– Ты что это о себе думаешь? – опешил капитан.
– Сейчас узнаешь! – пообещал взбешенный киммериец, резко развернулся и прыгнул к поручням, где висело оружие на случай абордажной схватки.
Капитан выхватил свой нож и с воплями устремился за ним, но, прежде чем он успел нанести удар, Конан схватил его за запястье с такой силой, что вырвал руку из сустава. Капитан взвыл, как раненый буйвол, а потом покатился по палубе, куда его презрительно отшвырнул киммериец. Конан сорвал с поручней тяжелый топор и с кошачьей ловкостью развернулся навстречу морякам, которые вздумали атаковать его. Они набежали, высунув языки, неуклюжие и криворукие по сравнению со стремительным киммерийцем. Прежде чем они успели достать его своими ножами, он вломился в их гущу, как слон в чащобу, рубя направо и налево с такой быстротой, что глаз не успевал за ним, и во все стороны полетели мозг и брызги крови, когда два тела повалились на палубу.
Ножи бессильно полосовали воздух, а Конан невредимым прорвался сквозь беспорядочную толпу и огромными прыжками понесся к узкому мостику, соединявшему ют с полубаком. Он пролегал как раз над головами гребцов. За ним по юту устремились несколько моряков, разъяренных гибелью своих товарищей, тогда как остальные – человек тридцать общим счетом – полезли на мостик, размахивая оружием.
Конан влез на мостик и остановился над запрокинутыми к нему черными лицами, вскинув топор над головой, с развевающейся по ветру черной гривой.
– Не узнаете меня? – заорал он. – Смотрите, собаки! Смотрите, Айонга, Ясунга, Ларанга! Забыли, кто я такой?
И со шкафута корабля раздался крик, быстро перешедший в могучий рев:
– Амра! Это же Амра! Лев вернулся!