Неслышно ступая, Конан подошел к пирсу и приблизился к галере, над палубой которой реяло нечто, отливавшее блеском слоновой кости в сумерках. Киммериец лишился дара речи; у него перехватило дыхание. Он молча смотрел на королеву Черного побережья, повешенную на рее собственного судна. Вокруг ее снежно-белого горла обвивалась ниточка ярко-алых бусин, сверкавших в сером сумеречном свете подобно каплям крови.
4. Атака с воздуха
Джунгли, словно черный гигант, мощными руками цвета эбенового дерева обнимали равнину, на которой лежали руины. Луна еще не взошла; звезды капельками горячего янтаря сверкали в затаившем дыхание небе, от которого пахло смертью. На пирамиде, среди рухнувших башен, подобно железной статуе сидел Конан Киммериец, подперев подбородок массивными сжатыми кулаками. Вокруг в черных тенях слышались мягкие шаги и поблескивали красные глаза. Мертвые остались лежать там, где застигла их смерть. Но на палубе «Тигрицы», на груде сломанных веток, древков копий и леопардовых шкур, закутанная в ярко-алую накидку Конана, покоилась королева Черного побережья, спавшая вечным сном. Она лежала, подобно истинной королеве, посреди груд сокровищ: шелков, золотой парчи, серебряных галунов, бочонков с драгоценными камнями и золотыми монетами, серебряных слитков, украшенных самоцветами кинжалов и золотых самородков.
Но над богатствами проклятого города сомкнулись темные воды Зархебы – Конан без сожалений расстался с ними. И вот сейчас, мрачный и угрюмый, он сидел на пирамиде, поджидая своих невидимых врагов. Дикая ярость вытеснила из его души страх. Он не знал, какие неведомые твари явятся из темноты, но это его ничуть не беспокоило.
Киммериец более не сомневался в реальности видений, навеянных цветками черного лотоса. Он понял, что, поджидая его на прогалине, Н’Гора и его товарищи пали жертвами крылатого монстра, упавшего на них с небес, и, спасаясь паническим бегством, сорвались с утеса. Они погибли все до единого, за исключением своего предводителя, который каким-то образом сумел избегнуть их участи, но при этом сошел с ума. Одновременно, или чуть позже, или, скорее всего, немногим раньше, были уничтожены все, кто оставался на берегу. Конан не сомневался в том, что у реки произошло не сражение, а бойня. Заранее обезоруженные собственными предрассудками, чернокожие воины погибли, не нанеся ни одного ответного удара, когда на них напали враги, которые не были людьми.
Он не знал, почему пощадили его самого; разве что злобная тварь, правившая рекой, пожелала оставить его в живых, дабы он сам истязал себя скорбью и страхом. Все это указывало на человеческий или сверхчеловеческий интеллект – разбитые бочки с пресной водой, чтобы они разделились; массовое помешательство чернокожих, вынудившее их прыгнуть со скалы; и напоследок – гнусная шуточка с кроваво-красным ожерельем, затянутым наподобие петли палача на белой шее Белит.
Очевидно, киммерийцу была уготована роль лакомой жертвы. Скорее всего, подвергнув его утонченной умственной пытке, неизвестный враг отправит его вслед за остальными в качестве заключительного акта жуткой драмы. При мысли об этом на губах Конана не заиграла мрачная улыбка, но глаза его загорелись жестоким смехом.
Взошла луна, высекая серебряные искры из рогатого шлема киммерийца. Ни единый крик не нарушал тишину, порождая мрачное эхо. Но внезапно в ночном воздухе разлилось напряжение, и джунгли затаили дыхание. Инстинктивно Конан проверил, свободно ли выходит его меч из ножен. Пирамида, на которой он отдыхал, была четырехгранной, и на одной из граней – той, что выходила к джунглям, – были вырублены ступени. Он поднял и сжал в руке шемитский лук, один их тех, которыми Белит научила пользоваться своих пиратов. У его ног лежала груда стрел оперенными концами вверх. Конан переменил положение и опустился на одно колено.
Что-то двигалось во тьме под деревьями. И вдруг в ореоле лунного света Конан увидел массивную голову и широченные плечи какого-то зверя. Из тьмы к нему быстро и беззвучно ринулись тени – двадцать огромных пятнистых гиен. Их белые клыки, с которых капала слюна, влажно поблескивали в лунном свете, а глаза сверкали адским пламенем, какого никогда не бывает у настоящих зверей.