Колонна воинов, марширующих по трое в ряд, приблизилась к трону из слоновой кости, и их колышущиеся головные уборы из перьев и сверкающие наконечники копий резко контрастировали с беснующейся толпой вокруг, одетой кто во что горазд. Во главе лоснящихся черных копьеносцев вышагивала фигура, при виде которой Ливия вздрогнула. Сердце замерло у нее в груди, а потом заколотилось о ребра, подкатывая к горлу и не давая дышать. На сумеречном темном фоне силуэт этого мужчины выделялся с поразительной четкостью. Как и на его приближенных, на нем была лишь набедренная повязка из шкуры леопарда и головной убор с плюмажем из перьев, но при этом он был белым.
Он подошел к трону из слоновой кости. В его манере не было ничего от подданного или просителя, и когда он остановился перед приземистой расплывшейся фигурой, толпа притихла. Ливия кожей ощутила напряжение, хотя и не догадывалась, что оно предвещает. Еще мгновение Баджух сидел неподвижно, вытянув вперед короткую шею, еще сильнее напоминая большую жабу; потом, словно немигающий взгляд пришельца согнал его с трона, он встал, нелепо покачивая наголо бритой головой.
В то же мгновение напряжение рассеялось. Сгрудившиеся вокруг деревенские жители разразились приветственными воплями, и по команде своего предводителя его воины воздели копья в воздух и проревели здравицу в честь короля Баджуха. Кем бы ни был этот белый мужчина, поняла Ливия, он действительно пользовался властью и уважением в этих диких краях, раз сам Баджух Бакала поднялся на ноги, чтобы поприветствовать его. А власть означала военный престиж – насилие было единственным, что признавали эти свирепые первобытные народы.
Ливия не отрывалась от щели в стене хижины, наблюдая за незнакомцем. Его воины смешались с бакала, танцуя, празднуя и поглощая пиво. Сам же он вместе с несколькими своими вождями сидел с Баджухом и его приближенными на циновках, скрестив ноги, жадно поглощая угощение и обильно запивая его пивом. Она видела, как он наравне с остальными запускал руки в горшки с едой, видела, как он припал к сосуду, из которого пил и сам Баджух. Но при этом она заметила и то, что с ним обращались с поистине королевскими почестями. Поскольку трона у него не было, Баджух отказался от своего и опустился на циновку рядом с гостем. Когда принесли новый бочонок с пивом, король бакала едва пригубил его, прежде чем передать белому мужчине. Власть! Вся эта церемониальная вежливость свидетельствовала об одном – силе, власти и престиже, которыми тот обладал. Ливия задрожала от возбуждения, когда в голове ее забрезжила безумная идея.
Поэтому она с болезненным интересом наблюдала за белым мужчиной, подмечая каждую мелочь в его внешности. Он был высок, ни ростом, ни силой явно не уступая окружавшим его чернокожим воинам. В его движениях сквозила легкость пантеры. Когда свет костра отражался в его синих глазах, они вспыхивали ярким небесным огнем. Ноги его были обуты в сандалии с высокой шнуровкой, а на поясе висел меч в кожаных ножнах. Внешность его была странной и непривычной; Ливия никогда не встречала ему подобных, но она и не пыталась определить его место среди наций и народностей человечества. Ей было довольно того, что он белый.
Шли часы, и постепенно шум пиршества стихал; мужчины и женщины погружались в пьяный сон. Наконец Баджух поднялся с циновки, покачнулся и воздел руки над головой, не столько подавая знак к окончанию торжеств, сколько признавая свое поражение в схватке с едой и питьем. Он споткнулся, едва не упал, и воины свиты подхватили его на руки и понесли в хижину. Белый мужчина тоже встал на ноги, причем невероятное количество поглощенного им пива не оказало на него видимого действия. Он проследовал в хижину для гостей в сопровождении тех старейшин племени бакала, кто еще мог стоять на ногах. Он скрылся в хижине, и Ливия обратила внимание на то, что дюжина его собственных воинов расположилась вокруг временного пристанища своего вождя, держа копья наготове. Очевидно, незнакомец не слишком доверял дружбе Баджуха и не желал рисковать понапрасну.
Ливия окинула внимательным взглядом деревню, на беспорядочно перекрещивающихся улочках которой вповалку валялись мертвецки пьяные тела, напоминая сцену Судного дня. Она знала, что наружный частокол охраняют воины, полностью владеющие собой, но единственными бодрствующими мужчинами в самой деревне оставались копейщики, несущие караул вокруг хижины своего предводителя, причем некоторые из них уже начали клевать носом, опираясь на копья.