Приключения, которые мы не выбираем

— Совершенно с вами согласен, — незнакомец наклонился к уху Злобинского и жарко зашептал, — этот ротмистр Иванов, совершеннейший негодяй и подлец! Я занимаюсь финансовыми операциями. Между прочим, совершенно на законных основаниях. Так этот дуб, типичнейший солдафон и карьерист обвинил меня в грязных махинациях! Да — с! Вы только представьте себе, господин Злобинский, меня в самом мерзком виде выставили через прессу на всю Россию форменным пройдохой и обманщиком. Каково-с? Со мной теперь приличные люди не желают за руку здороваться и иметь финансовых дел! Извалять в грязи мое честное имя на всю империю! Так, если и совершил я проступок, так по полной своей оплошности и излишней доверчивости к людям. Усмотрел в них порядочность! Так этот ваш друг ротмистр ухватил меня за грудки форменным образом. Пригрозил упечь в тюрьму. Поставил условие найти вас и предложить деньги. Разумеется, я был вынужден согласиться. Войдите в мое положение и не осуждайте меня! Прошу понять меня и не осуждать. Иначе бы этот жандарм тут же отправил меня на сахалинскую каторгу. Там, известнейшее место для мерзавцев, убийц, извращенцев и содомитов. Ад, натуральный ад. Смею заметить, для таких приличных людей, как мы с вами, там не место. Пусть отправляются туда идиоты, и те, кто решил, что он форменный революционер. Там чахотка за два месяца съедает совершенно здорового человека. Одни кости и кожа остается. Так и хоронят. Ужас, совершеннейший ужас! Моя свобода сегодня зависит только от вашего доброго решения.-

Чем больше Николай Васильевич слушал этого хлыща, тем противнее становилось от его присутствия. Он понял, перед ним был типичнейший аферист, беспринципнейший делец. Впрочем, жандармы всегда для достижения своих гнусных целей пользуются чужими руками. Неудивительно, что ротмистр, который ему — Злобинскому совершенно не друг, шантажировал этого низкого типа для своих грязных целей. Этот склизкий человечек пойдет на любую мерзость, лишь бы не попасть за свои аферы в тюрьму. Кажется, совершенно недавно он читал в российской прессе про похожего типа. Не он ли есть? Похоже он. Впрочем, речь не о дельце, а о самом литераторе. Если ротмистр исполнит свою угрозу, а он спокойно это сделает без угрызений совести, и покажет компрометирующие бумаги всему свету, то его судьба будет печальной. Прогрессивная часть общества отвернется от него. Он станет изгоем. А это крах всей его удачной карьеры «властителя дум человеческих». Голод, холод, и смерть от опоя под забором. Даже могильный холод пробил его до самых мелких костей. Уезжать, и, немедля в Америку! Туда, где свобода ходит в обнимку с демократией!

— Знаете, уважаемый Николай Васильевич, — торопливо продолжал незнакомец. Его глаза лихорадочно бегали, выдавая крайнюю степень возбуждения. — Когда я ехал сюда, у меня сложился тонкий прожект, как нам обуть по всем статьям этого ротмистра. Он думает, что смог ухватить нас за естество мужское. Ха — ха! Меня в моих махинациях еще никто обштопать не мог. С вашим воображением литератора, и моим практическим умом, мы на этом дельце прилично заработаем. Поверьте, мы в течение двух — трех месяцев станем вполне обеспеченными людьми! Я все продумал.

— Это как же? — Злобинский откинулся назад. Надо признать, что аферист своей горячей убежденностью в успех аферы зажег в нем интерес.