Приключения, которые мы не выбираем

Делец замолчал. Глаза его затуманились, он начал нервно щелкать пальцами. — Скажу честно, Николай Васильевич, мне без разницы все ваши революционеры здесь. Совсем безраличны — с! У вас здесь, признайтесь, своих — то идей, почитай и нету в голове. Одни чужие, залетные мысли — с. Маркса вашего, этого, как его — Энгельса, Прудона и прочая чепуха. Вы добровольно взяли их себе на вооружение, и готовы за чужие идеи пол мира в распыл пустить. Не свои мысли проявить, а чужие! Вот она, сплошная фантасмагория.

Вот смотрите, я в ваших глазах совершеннейший подлец. Прекрасно вижу все ваши мысли обо мне. Финансовый аферист, делец. Пробы ставить доброй на мне невозможно — с! А по сравнению с вами, господами революционерами, я — святой. Чистый человек! По большему счету, я ведь, простых людей ни разу не обманул. На ружья и пушки их бросаться не заставляю. Только вот таких глупцов идейных, как вы. Которые, ради мыслей завиральных, этих же простых людей в грязь втопчите. И не поморщитесь.

Я, может быть для себя решил, вот обую жандарма на приличную сумму, другую жизнь начну. Школы для бедных людей строить буду на американские деньги. Покаюсь. Я, Николай Васильевич, хотя и подлец, а Богу верю! Не можно — с на вольном свете без веры — то жить! Никак не можно — с! Прав писатель господин Достоевский. Без веры человек в полную скотину превращается. Мне ведь порой за себя стыдно становится. Разве мамка моя покойница, для этого меня в муках рожала, чтобы я подлецом жил?-

Молодой человек замолчал. Опять нервно начал заламывать пальцы. По его лицу временами пробегали судороги, будто тяжелые мысли под кожей шарами катались.

— Вы о совести заговорили, а сами меня на мерзость подбиваете.

— Господи, да какая это мерзость, у одного негодяя копии снять, да другому продать, как можно выгоднее. Просто барыш приличный получим. Как говорят американцы — ничего личного. Просто бизнес. Может, это нам с вами Господь последнее средство для освобождения от узды дает. Только вы быстрее соглашайтесь. Этот ваш друг ротмистр, каналья редкостная, небось, кого нибудь другого нанял. Так мы с вами ни с чем останемся. Без денег, без свободы, да и без совести…

— Согласен… — буркнул Злобинский, — мне местные рожи давно надоели. Тошнит уже. Завтра с Ванштейном в ресторан пойду. Давно договаривались. Часа два — три будет у вас в запасе. Сейф он за книжной полкой прячет. В стене. Две сигнальных ловушки у него. Хотя и мерзко для меня с вами дело иметь, но мы теперь в одной лодочке плывем. Да, и вам дам адрес этой редакции тайной. Они, суки, мне самый низкий гонорар дали…

— Не сомневайтесь, — успокоился делец, — без обману все будет. По одиночке у нас дело не выгорит. Этот ваш друг ротмистр крепко нас держит. Только в паре и вырвемся. А уж тогда мы с вами над ним вволю похохочем…

Аферист распрощался и ушел. Злобинский еще полчаса сидел в одиночестве и предавался размышлениям. То, что хлюст был явно не жандарм, сразу видно. Слишком глупо себя вел. Обыкновеннейший штафирка. Ничего военного не просматривается на версту. Жандармы, как ни крути, воинского звания люди, и частенько свой строевой оборот проявляли невзначай. Этот же своими выходками гражданский полоскун. Политикой не интересовался совсем. А искал даже в такой мерзкой ситуации лично для себя голую выгоду. Какой бы франт не был, а, и прав он был во всем. Внутри Николай Васильевич соглашался со всеми его доводами и аргументами. Они совсем не противоречили его внутренним убеждениям и взглядам. Видать, по большому счету они оба имели схожую внутреннюю конституцию. Просто ему удавалось ловчее прятать ее за маской либерала, писателя, эдакого свободолюбца. Аферист же явно был примитивнее устроен. Обычный хапун.

То, что ему придется совершить подлость по отношению ко всем политическим беженцам, он совершенно не переживал. Делец прав, половина из них на него же не один раз доносы строчила тому же ротмистру. А, Ванштейн, так и не узнает никогда, каким образом копии его важных записей к жандармам попали. Весь спрос у бегунцов политических с него будет. На Злобинского никто и не подумает. Ох, сколько же дерьма наружу выплывет! Политические между собой, словно крысы в бочке перегрызутся. Впрочем, это его волновать не должно совсем. Пора делать дело. Деньги пахнуть не будут в портмоне никогда. А без денег в кошеле сырость одна заводится и плесень с мокрицами. А, совесть понятие совершенно абстрактное и ненужное. Пусть мужики в деревнях от стыда пухнут, да бабы русские краснеют.