Он зашел с другой стороны калитки - на другом конце улицы тоже шлагбаум. У школы и у домов стояли легковые машины.
Бокарев прикрыл калитку, вернулся на сеновал.
- Не получится с машиной: шлагбаумы по обе стороны. - Он кивнул на ногу Краюшкина. - Дойдешь? Нам только до леса добраться.
- Не знаю, однако, - неуверенно ответил Краюшкин. - Может, тебе лучше одному уйти?
- В плен захотелось?!
- Зря говоришь, - возразил Краюшкин. - С этой ногой я буду тебе в тягость. Пережду. Долго ли они здесь будут?
- Не могу я тебя оставить, отвечаю за тебя! И так всех людей растерял.
- Ты молодой, здоровый, - сказал Краюшкин, - тебе есть надо, а у нас полбуханки, надолго ли хватит?
Бокарев швырнул ему хлеб:
- На, жри!
- Непонятливый ты, я не о себе, я о тебе.
- За меня не думай, - оборвал его Бокарев. - Я за тебя обязан думать. Вместе уйдем.
- Вместе так вместе, - согласился Краюшкин, но, как понял Бокарев, для формы согласился.
Краюшкин кивнул на улицу.
- Лошадей не видать?
- Зачем тебе лошади?
- За сеном сюда полезут.
- Нет там лошадей. Танковая часть.
- Тогда порядок, - удовлетворенно сказал Краюшкин.
Вернулся шофер с судками, потом явился и офицер; пробыл дома с час, пообедал и снова ушел в штаб.
Шофер вышел во двор с помойным ведром, открыл крышку мусорного ящика, опорожнил ведро, потом с двумя чистыми ведрами отправился на улицу к колонке. Аккуратный, видно, немец, хозяйственный. Отнес чистую воду в дом, опять вернулся, ополоснул помойное ведро и тоже отнес его в дом.
А день тянулся и тянулся, не было, казалось, ему конца.
Они съели по кусочку хлеба.
- Ночью воду достанем, - сказал Бокарев.
- Ночью лежать надо и не двигаться, - возразил Краюшкин.
- Не учи! - коротко ответил Бокарев.
Ночь выдалась светлая. Полная луна освещала спящие дома, машины у домов, часовых, расхаживающих у штаба и у шлагбаумов.
Бокарев перелез через забор на соседнюю улицу. Она не была огорожена шлагбаумами, но у домов тоже стояли машины, легковые и грузовые, немцы и здесь разместились.
Прижавшись к забору, Бокарев внимательно осмотрел улицу. По его расчетам, именно на ней они оставили Вакулина.
В глубине ее мелькнула фигура часового, в другом конце тоже. Улица охранялась, но шлагбаума не было; упирается, наверно, в пустыри, не проедешь, не проскочишь - окраина. Если переползти вон до того проулка, то можно уйти в поле, а там и в лес. И Вакулин на этой улице, только в каком конце? Пришли они с запада, значит, там, но вроде не похоже. Ладно, днем разберемся.
Он ухватился за верх забора, подтянулся, заглянул в соседний двор, увидел бочку с водой между яблонь, перелез через забор, подполз к бочке, отвел ладонью листья, наклонился, напился. Вода была хорошая, хоть и чуть застоявшаяся, припахивала бочкой и прелым листом. На заднем крыльце стояли грязные солдатские сапоги, лежала сумка. Бокарев открыл ее, увидел сверток с красным крестом - индивидуальный пакет.
На садовом, сколоченном из досок столе валялись пустые консервные банки. Бокарев понюхал одну - она пахла колбасой. Вернулся к бочке, зачерпнул воды, отпил - ничего, сойдет.
Он услышал шорох в доме и присел у бочки.
Из дома вышел солдат в нательном темноватом белье, помочился с крыльца и вернулся в дом.
Опять все стихло.
С пакетом в кармане и банкой воды в руке Бокарев подошел к забору, провел ладонью по его верху - верх был узкий, а опорные столбы заострены. Он нашел место между столбом и досками, втиснул туда банку и, не спуская с нее глаз, подтянулся кверху, позабыв о часовом, думая только о том, чтобы удержалась банка.
Все сошло благополучно. Он лег животом на забор, достал банку, осторожно притянул к себе, спустился на землю, прокрался к своему забору, перебрался через него и вернулся на сеновал.
- На, пей!
Краюшкин жадно припал к банке.
Перевязывая ногу Краюшкину, Бокарев удовлетворенно сказал.
- Затянет в два дня.
- Рисковый ты парень, - заметил Краюшкин, - хватятся, пакет будут искать.
- Не беспокойся, - уверенно ответил Бокарев. - Думаешь, немец дурак? Сам доложит, что потерял пакет? Сопрет где-нибудь. А будут искать - есть чем отстреливаться. - Он кивнул на автоматы. - А дойдет до крайности - выйдем на улицу и закидаем их гранатами.
Краюшкин молчал.
- Чего молчишь? - спросил Бокарев.
- Зачем говорить - услышат.
- Боишься?
- Чего бояться, - ответил Краюшкин. - Верти не верти, а придется померти.
- Все прибаутничаешь, - сказал Бокарев, - а нужно задачу решать: как уйти отсюда.
29
На работу я еще ездил, но в вагончике больше не жил. Ночевал у дедушки.
Я не боялся Юры. Думаю, наоборот: он меня боялся. Но я не могу жить в одном вагончике с человеком, с которым не разговариваю.
Это вообще тягостно - жить с человеком, с которым не разговариваешь. Есть семьи, где люди по году не разговаривают. Живут вместе, едят за одним столом, вместе смотрят телевизор, а вот - представьте себе - не разговаривают. Объясняются через третьих лиц или посредством записок.
У нас дома этого никогда не было. Поспорили, поконфликтовали, даже поссорились, но не разговаривать? Глупо. Тогда надо разъезжаться.