Я опустился на койку, руки у меня дрожали. Впервые в жизни я по-настоящему ударил человека.
27
- Слыхали, дом продаете? - спросил покупатель.
Антонина Васильевна улыбнулась, подняла палец к уху, показала, что плохо слышит.
Соседка, Елизавета Филатовна, громко объяснила:
- Насчет дома спрашивают - как, продаешь?
- Продаю, продаю, - кивнула головой Антонина Васильевна.
- Переселяетесь?
- Уезжаю.
Покупатель оценивающим взглядом осмотрел избу.
- Далеко?
- В самую Россию, город Корюков, слыхали?
- Нет, однако, не слыхал.
Покупатель обошел дом, заглянул в спальню, потрогал стены:
- Дом-то кому принадлежит?
Антонина Васильевна недоуменно посмотрела на него:
- Кому… Мой он, дом-то.
- Они спрашивают, на кого дом записан, - объяснила соседка, - беспокоятся: купят, а потом наследники или еще кто объявится.
- Нету у меня наследников, - ответила Антонина Васильевна, - я в войну и мужа и сына потеряла. Одинокая я. Вот к сыну еду. Пропал безвестно в войну, а теперь нашлась его могилка. К ней и еду.
- Далеко ехать-то, - заметил покупатель.
- Далеко, - согласилась Антонина Васильевна, - я-то ведь дальше околицы не ездила. И не ехать нельзя. Сколько лет ждала: не мог он безвестно пропасть. Теперь хоть поживу возле его могилки.
- Поживи, Васильевна, да возвращайся, - сочувственно сказала соседка, - как ее начинать, жизнь, на новом месте?
Покупатель кинул на нее недовольный взгляд:
- Это уж, как говорится, хозяйское дело: где жизнь начинать, где ее, как говорится, кончать.
- Сколько мне жить-то осталось, - вздохнула Антонина Васильевна, - вот и поживу возле сыночка своего дорогого.
Соседка растроганно смотрела на нее.
- Поветшала изба-то, - сказал покупатель, оглядывая стены, - не содержалась. Дом-то, он мужской руки требует.
- Это верно, - согласилась Антонина Васильевна, - не было мужчины в доме, чего не было, того не было.
- Ему бы ремонтик, тогда и цену подходящую можно бы назвать, - сказал покупатель.
- На ремонт деньги нужны, - возразила Антонина Васильевна, - а где их взять?
- Вам, как матери героя, колхоз должен помочь, сельсовет, - наставительно проговорил покупатель.
- Ей уж предлагали, - вмешалась соседка, - отказалась.
- Зря отказалась, - заметил покупатель.
- Нет уж, - возразила Антонина Васильевна, - какой есть, такой покупайте. Я за дом деньги беру, не за сына. Сыну моему цены нет.
28
Сеновал был низкий, только в самой середине его, под коньком пологой крыши, можно было стоять на четвереньках. Задний торец был забит косо срезанными дощечками. Все добротное, крепкое, нигде ни щели; сено свежее, недавно убранное, хорошо высушенное, пахнущее осенью и сухим тополиным листом.
Через неприкрытые ворота были видны двор и кусок улицы. По ней проносились легковые машины, останавливались у домов, из чего Бокарев заключил, что на улице разместится штаб. Тогда жителей повыгоняют, а дома и строения прочешут.
Предположения его оправдались.
Появились квартирьеры, и вскоре из дома вышла хозяйка с дочкой - несли узел и корзину.
- Давай, матка, шнель! - торопил их квартирьер.
По улице шли женщины, старики, дети, тащили вещи на себе, везли на тележках, на колясках. Жителей выселяли.
Квартирьеры вошли во двор, осмотрели, открыли сарай, дали автоматную очередь и ушли, оставив ворота открытыми.
- Будто ногу задело, - прошептал Краюшкин.
- Ну и неловок ты, отец, - пробормотал Бокарев.
- Немец ловок, - морщась, ответил Краюшкин.
Бокарев стащил с Краюшкина сапог, осмотрел рану:
- Кость цела.
- Капельное дело, - согласился Краюшкин.
Пакет они израсходовали на Вакулина. От кальсон Краюшкина Бокарев оторвал кусок, перевязал рану, сделал жгут, перетянул повыше колена. Тряпка набухла кровью.
- Лежи, не двигайся, ночью уйдем.
Бокарев подполз к краю сеновала, чуть разгреб сено, вгляделся в улицу.
Легковые машины останавливались у домов; денщики таскали чемоданы, готовили жилье для офицеров, связисты тянули шнур - в школе разместился штаб.
Во двор въехал «оппель-капитан»; в дом прошел офицер; следом за ним шофер потащил чемоданы.
Потом шофер вернулся, поставил машину ближе к сараю, передом на выезд, и опять ушел в дом.
- Машину угнать… - прошептал Бокарев.
- Можно бы, - согласился Краюшкин.
- Ночью посмотрим, - сказал Бокарев.
- Стукнешь дверцей - они и услышат: днем посмотри, как обедать уйдут.
Бокарев не любил советов, но совет был правильный.
День тянулся томительно долго, но Бокарев не уходил со своего поста, высматривал улицу зорким глазом. Офицер ушел в штаб. Шофер, пожилой, сухопарый немец с мрачным лицом, то выходил во двор, то возвращался в дом; вынес матрац, перину, повесил их на веревки - приводил в порядок жилье. Аккуратно устраиваются.
Наконец денщик вышел из дома с судками, отправился в кухню за обедом.
Бокарев спустился с сеновала, заглянул в машину - в щитке торчал ключ зажигания.
Потом он подошел к забору, нашел щель между досками, но через нее ничего не было видно; он пошевелил доску - она не тронулась с места.
Он подошел к калитке, постоял, прислушался, тихонько открыл ее, стал сбоку, посмотрел на улицу. В конце ее уже был шлагбаум, возле него стоял часовой.