Приключения Кроша. Каникулы Кроша. Неизвестный солдат

Кроме большого письменного полированного стола, в углу стоял круглый журнальный столик. Вокруг него в креслах мы и расселись.

Я протянул Валерию Петровичу фотографию.

Он посмотрел на нее, потом поднял глаза на меня:

- Да, это мой отец.

- Дай мне, папа, - попросила Зоя.

Она рассмотрела фотографию:

- Кто же мой дедушка?

Валерий Петрович показал ей Краюшкина.

- Ему здесь столько же лет, сколько тебе сейчас, - заметила Зоя.

- Да, по-видимому, - подтвердил Валерий Петрович, расхаживая по комнате.

- Но выглядит он старше, - продолжала Зоя.

Валерий Петрович ничего ей не ответил, остановился против меня:

- Значит, при нем не было никаких документов? Как же вы узнали?

- Узнали, - коротко ответил я. Не буду же я повторять историю розысков: теперь это уже неинтересно.

- Да, да, конечно, - сказал Валерий Петрович, - военные архивы, однополчане, понимаю, понимаю…

- Дело несложное, - согласился я.

Зоя внимательно посмотрела на меня. Уловила в моем голосе иронию. Меня ее взгляд не смутил. Ведь она не придает всему этому никакого значения.

- Мы тоже узнавали, - сказал Валерий Петрович, - но нам ответили: пропал без вести.

Теперь Зоя смотрела на него. Ей не понравилось то, что он оправдывается передо мной. А может быть, посчитала его оправдания неубедительными. Действительно, ему не следовало оправдываться. Это звучало неуклюже.

Я спросил:

- Когда было последнее письмо от вашего отца?

- Осенью сорок второго года, - ответил Валерий Петрович. - Вообще отец писал редко, особенно не расписывался, он был простой шофер.

В его голосе звучала привычная нотка гордости за то, что его отец простой шофер, а вот он, его сын, - врач, и, по-видимому, крупный врач.

- Это точно? - переспросил я. - Последнее письмо от вашего отца было осенью сорок второго года? Больше писем не было?

- Именно так, - подтвердил Валерий Петрович, - осенью сорок второго года. Больше писем не было.

- Оно есть у вас?

- К сожалению, нет, - ответил Валерий Петрович, - затерялось со всеми этими переездами. Фотографии отца сохранились.

Он вытянул нижний ящик письменного стола, вынул альбом с фотографиями, осторожно перелистал тяжелые страницы со вставленными в них фотокарточками, наконец, нашел то, что искал, и протянул мне.

На старом довоенном фото были изображены молодой Краюшкин и его жена, простая, миловидная и смышленая женщина.

Пока я рассматривал фото, Валерий Петрович говорил:

- Собирался я его увеличить, повесить. Но жена говорит, что сейчас фотографии на стены не вешают, только картины. - Он обвел рукой стены: там действительно висели какие-то картинки. - Говорит, неприлично выставлять на обозрение своих родственников. Может быть, это так, может быть, не так - не знаю.

Зоя сидела с нахмуренным лицом.

- Скажите, - спросил я, - ваш отец курил?

- Курил. А что?

- Да так…

Значит, кисет мог быть его.

- Есть какие-то неясности? - спросил Валерий Петрович.

- Видите ли, - ответил я, - один наш солдат разгромил немецкий штаб. И мы не знаем, кто это сделал: ваш отец или кто-нибудь другой.

Валерий Петрович развел руками, улыбнулся:

- Он был тихий, скромный человек. Штаб разгромить - значит, очень уж рассердили его немцы… Он был добрый, любил детей. Покойная моя мама рассказывала: когда отец уходил на войну, он взял на память о нас, о сыновьях - у меня еще есть старший брат, - так вот отец взял на память нашу игрушку.

Я чуть не встал даже, но удержался.

- Какую игрушку?

- Что-то из детского лото. Знаете, есть такое детское лото: большая карта с картинками и маленькие картонки. На них обычно изображаются звери, птицы. Вот одну такую он взял.

- Вы не помните, какую именно?

- Не помню и не могу помнить: мне тогда было двенадцать лет.

Все или почти все было для меня ясно.

Я посмотрел на часы, встал:

- Извините, мне пора.

- Оставайтесь у нас обедать, - предложил Валерий Петрович.

- Спасибо, надо ехать, в семь часов поезд.

- Ну что ж, - Валерий Петрович протянул мне руку, - рад был с вами познакомиться.

Потом он спохватился и, смущаясь, спросил:

- Может быть, нужны деньги на памятник?

- Нет, все уже сделано. До свидания.

Я повернулся к Зое, кивнул и ей:

- До свидания!

Она встала:

- Я вас провожу.

Облокотившись о перила, мы стояли с ней на деревянном пешеходном мосту, перекинутом через железнодорожные пути, и смотрели на движущиеся под нами поезда.

- У папы масса работы, - сказала Зоя, - он такой затурканный. Потом, мама - для нее дедушка чужой человек.

Что я мог ей ответить?

- Вы думаете, что неизвестный солдат - мой дед?

- Надо еще кое-что выяснить.

- Я могу чем-нибудь помочь?

- Нет, ничем.

- Когда все выяснится, вы нам напишете?

- Напишу.

Я посмотрел на большие перронные часы - сейчас подойдет поезд. Я попрощался с Зоей и побежал вниз по лестнице. На перроне я оглянулся. Зоя стояла на мосту и смотрела на меня.

26

Будь здесь другое расписание поездов, моя поездка к Краюшкиным заняла бы одно воскресенье. Но прямого поезда Корюков - Псков нет. Некоторые поезда вообще в Корюкове не останавливаются.

Я вернулся только в понедельник.