Приключения Кроша. Каникулы Кроша. Неизвестный солдат

Новым был увеличенный портрет бабушки, умершей три года назад. На портрете она точно такая, какой я ее помню, - седая, представительная, важная, похожая на директора школы. Что в свое время соединило ее с простым лошадником, я не знаю. В том далеком, отрывистом, смутном, что мы называем воспоминаниями детства и что, возможно, есть только наше представление о нем, были разговоры, будто из-за дедушки сыновья не стали учиться, заделались лошадниками, потом кавалеристами и погибли на войне. А получи они образование, как хотела бабушка, их судьба, вероятно, сложилась бы по-другому. С тех лет у меня сохранились сочувствие к дедушке, который никак не был виноват в гибели сыновей, и неприязнь к бабушке, предъявлявшей ему такие несправедливые и жестокие обвинения.

На столе бутылка портвейна, белый хлеб, совсем не такой, как в Москве, гораздо вкуснее, и вареная колбаса неопределенного сорта, тоже вкусная, свежая, и масло со слезой, завернутое в капустный лист. Что-то есть особенное в этих простых произведениях районной пищевой промышленности.

- Пьешь вино? - спросил дедушка.

- Так, понемногу.

- Сильно пьет молодежь, - сказал дедушка, - в мое время так не пили.

Я сослался на большой объем информации, получаемой современным человеком. И на связанную с этим обостренную чувствительность, возбудимость и ранимость.

Дедушка улыбался, кивал головой, как бы соглашаясь со мной, хотя, скорее всего, не соглашался. Но свое несогласие он выражал редко. Внимательно слушал, улыбался, кивал головой, а потом говорил что-нибудь такое, что хотя и деликатно, но опровергало собеседника.

- Я как-то раз выпил на ярмарке, - сказал дедушка, - меня мой родитель та-ак вожжами отделал.

Он улыбался, добрые морщинки собирались вокруг его глаз.

- Я бы не позволил!

- Дикость, конечно, - охотно согласился дедушка, - только раньше отец был глава семьи. У нас, пока отец за стол не сядет, никто не смеет сесть, пока не встанет - и не думай подыматься. Ему и первый кусок - кормилец, работник. Утром отец первым к умывальнику, за ним старший сын, потом остальные - соблюдалось. А сейчас жена чуть свет на работу убегает, поздно приходит, усталая, злая: обед, магазин, дом… А ведь сама зарабатывает! Какой муж ей авторитет? Она ему уважения не оказывает, за ней и дети. Вот он и перестал чувствовать свою ответственность. Зажал трешку - и за пол-литром. Сам пьет и детям показывает пример.

В чем-то дедушка был прав. Но это только один аспект проблемы, и, возможно, не самый главный.

Точно угадав мои мысли, дедушка сказал:

- Я не призываю к кнуту и к домострою. Как раньше люди жили - их дело. Мы за предков не отвечаем, мы за потомков отвечаем.

Правильная мысль! Человечество отвечает прежде всего за своих потомков!

- Сердца вот пересаживают… - продолжал дедушка. - Мне семьдесят - на сердце не жалуюсь, не пил, не курил. А молодые и пьют и курят - вот и подавай им в сорок чужое сердце. И не подумают, как это: нравственно или безнравственно?

- А ты как считаешь?

- Я считаю, безусловно, безнравственно. На все сто процентов. Лежит человек в больнице и ждет не дождется, когда другой сыграет в ящик. На улице гололед, а ему праздник: кто-нибудь расшибет котелок. Сегодня пересаживают сердца, завтра возьмутся за мозги, потом начнут из двух несовершенных людей делать одного совершенного. Например, слабосильному вундеркинду пересадят сердце здорового болвана или, наоборот, болвану - мозги вундеркинда; будут, понимаешь, свинчивать гениев, а остальные на запчасти.

- Есть у меня один знакомый писатель, - поддержал я дедушкину мысль, - хочет написать такой рассказ. Больному человеку пересаживали сердца от разных зверей и животных. Но ни с одним таким сердцем он не мог жить - перенимал характер того зверя, от которого получал сердце. Сердце льва - становился кровожадным, осла - упрямым, свиньи - хамом. В конце концов он пошел к врачу и сказал: «Верните мне мое сердце, пусть больное, но зато мое, человеческое».

Я сказал неправду. Знакомых писателей у меня нет. Этот рассказ я собирался написать сам. Но было стыдно признаться дедушке, что пописываю. Я еще никому не признавался.

- В общем, лучше здоровое сердце, чем большой желудок… - Такой старомодной шуткой дедушка заключил медицинскую часть нашего разговора и перешел к деловой: - Делать чего собираешься?

- Работать пойду. Заодно буду готовиться к экзаменам.

- Рабочие кругом требуются, - согласился дедушка, - вон дорогу строят, автомагистраль Москва-Поронск. Знаешь Поронск?

- Слыхал.

- Старинный город, церкви, соборы. Ты стариной не увлекаешься?

- Что-то не тянет.

- Сейчас старина в моде, даже молодые пристрастились. Ну, а в Поронске этой старины на каждом шагу, иностранцы приезжают. Вот и строят международный туристский центр, а к нему - магистраль. По всему городу объявления: требуются рабочие, полевые-командировочные платят. Заработаешь, потом сиди зиму - занимайся. И все дела.

3