Приключения майора Звягина. Роман воспитания

И под памятником императрице, не спрашивающей советов, как вздеть на свою немецкую голову российскую корону, он поведал несчастному советскому мышонку почтенного возраста, что всех делов — устроиться на работу в контору, которая может выписать командировку в США — и на как можно более длительный срок. При доверительных отношениях — конторе ведь это ничего не стоит.

— А на что я там буду жить? Валюты не дадут… И права работать там у меня не будет…

— Тебе Америку в бумажку завернуть или так кушать будешь? Потолкаешься в Нью-Йорке среди наших эмигрантов, поешь супцу для бедных, поночуешь в ночлежках, схватишься за любую поганую временную работенку у мелкого хозяйчика — что-нибудь всегда подвернется. Стоишь чего-то — поднимешься. Не стоишь — ну, значит ты дерьмо, и так тебе и надо. Возвращайся обратно и ищи работу вроде прежней. Останется ли к тому времени выпивка и закуска — не обещаю.

— А что вы сами-то не едете, Леонид Борисович?

— Надоест — уеду, — пожал плечами Звягин. — Мне-то лично интересно именно здесь. Дети, правда… Посмотрим.

— А билет? Загранпаспорт нужен, а потом еще очередь на год…

— Иди продавцом в кооператив! Лови собак на шапки! Жри хлеб с водой и копи деньги! Толкайся в очередях, собирай слухи, суй взятки, заводи связи! Ты, парень, из тех, кого в парашютный люк надо вышибать пинком под зад! О, как вы все мне надоели!..

— Кто — все?..

— Недоделки.

Кооператив помещался в нежилом подвале. Дом выглядел сущим бараком, пережившим все наводнения и пожары Санкт-Петербурга, но подвальная дверь была бронирована и поблескивала хромировкой сейфовских замков.

— Мне бы Александра Ивановича, — просительно сказал Володя, когда после долгих звонков звучно переговорили между собой запоры и усатый толстяк в грязном фартуке мрачно воззрился на него.

В Александре Ивановиче роста было два метра ровно, и кавалергардские бакенбарды его мели люстру, когда он двигался по кабинетику.

Под люстрой тосковал прохиндейского вида работяга и подвергался экзекуции.

— Запомни, — гудел Александр Иванович (а ведь ему не больше тридцати двух-трех, подумал Володя), — мнений здесь существует два: одно — мое, второе — неправильное. Понял, Борис?

— Понял, Александр Иванович, — изнывая от усердия, отвечал прохиндей.

— За испорченные оттиски вычитаю с тебя. За краски, за бумагу и за потраченное время. И премию на месяц замораживаю.

— Так точно, Александр Иванович, — убито кивал тот.

— Сколько я тебе обычно плачу?

— Семьсот рублей.

— Врешь! Ты в среднем восемьсот тридцать — восемьсот пятьдесят получаешь! За что?

— За работу…

— За что?!

— Ну… чтобы все було как надо…

— А за как не надо — что?

— Не должен получать…

— И запомни: еще раз — и вылетишь с треском, и ни одна контора тебя не возьмет! Ты меня знаешь.

Прогнав нерадивого работника заглаживать грехи, босс уселся за потрепанный стол и сидя протянул руку Володе:.

— Садитесь. Леонид Борисович мне о вас говорил. — Подумал; крикнул: — Машенька! Свари-ка нам кофейку. Нет, в бункер подай.

В «бункере» (диваны, зеркала, рядом — весьма шикарная ванная) он угостил Володю «Кэмелом», плеснул кальвадоса из треугольной бутылки; взял быка за рога:

— Значит, так. Я тебя оформляю. Сейчас напишешь заявление, я подпишу. Трудовая с собой? Портишь нам процент непенсионеров, но уж… Леонид Борисович просил. Командировку сделаю на полгода. До этого несколько месяцев будешь работать, раньше все равно не оформишься. Получать будешь двести рублей. Разницу — расписываешься в ведомости и отдаешь мне. Это, я думаю, ясно?

— Ясно, — сказал Володя с чувством благодарной зависимости.

— Теперь так. Мы тебе даем с нашего счета валюту на командировочные. Три тысячи долларов. На это составляем потом отдельный договор: в случае невыполнения командировочного задания ты обязуешься вернуть все до последнего цента в течение года. Через год после того, как окажешься в Штатах, три тысячи кладешь на наш счет. Понятно?

— Не совсем, — признался сбитый с толку путешественник.

— Мне, как ты понимаешь, тоже нет никакого интереса брать неизвестно кого с улицы и его отправлять в Америку так, за здорово живешь. Верно? Я тебе такую услугу оказываю. Такая услуга стоит денег, ты со мной согласен?

— Согласен.

— Ну вот. Если не отдаешь — достанем тебя через Интерпол, и платишь по суду плюс судебные издержки, либо садишься там, а самое вероятное — высылаешься к чертям обратно, и садишься уже здесь. Понял? Так что ты это обдумай. Это — мое условие.

— Так, а те три тысячи, что даете…

— Остаются нам. Согласись, это небольшая сумма для американца за то, что он окажется в Америке.

— А с чего же отдам-то?..

— Заработаешь. Учти еще: с очередью на билеты — поможем. Я тебе помогу. Своими связями. Это — тоже стоит, правда? И пойми еще: у меня работают люди, твоя командировка тайной ни для кого не останется, — это тоже трудности для меня, так? Согласен — пиши заявление. Нет — значит, разошлись, как в море корабли.

Ветреным и солнечным октябрьским утром он позвонил с Московского вокзала:

— У меня два часа до поезда, Леня. Завтра утром — авиацию в воздух!

— Сейчас возьму такси, — сказал Звягин.