Подъехав к портерной в том районе, где располагалась квартира человеколюбивого профессора Мессеби, Джим Рипс тронул шофера за плечо и вышел. За вторым столиком в портерной сидел лакей мистера Мессеби. Увидев Рипса, он поднялся и вышел. Оба сели в авто.
— Зачем он приходил к профессору? — коротко спросил Рипс.
— Они говорили о каком-то препарате, не припомню, как он там называется — «Эльбин» или…
— «Или»! — передразнил Рипс. — О чем они говорили?
— О человеке, который сделал этот «Альбо». Мессеби назвал его имя, я хорошо запомнил — Гарри Руперт. Тот хотел знать, где он живет, но Мессеби сказал, что он исчез.
Рипс тронул шофера за плечо.
— Выходите, — сказал он лакею. — Инструкции получите там же, где раньше.
Авто растворилось в темноте…
Услышав шаги, Мартин поднял голову и с секунду смотрел на белокурого. Белокурый спокойно выдержал его взгляд и сказал:
— Меня, Винсента Поля, арестовали в Лондоне за то, что я не сдал отчет и деньги фирме Дюверье в Париже. Тогда же выяснилось, что я не Винсент Поль, а матрос с корабля «Либерия» по имени Дюваль. Но я не Дюваль.
Джемс с неописуемым удивлением слушал рассказ о Винсенте Поле, Дювале, Дюверье и «Либерии».
— Это просто какой-то безумный маньяк! — повернулся он к Мартину. Но Мартин слушал Дюваля, стараясь не упустить ни слова.
— Я не Дюваль, — продолжал белокурый человек, — меня зовут Андрей Вовк, — добавил он шепотом. Джемс испуганно взмахнул рукой — шпик! резануло мозг, — и снова посмотрел на Мартина. Но тот, не сводя глаз с Дюваля, слушал с напряженным вниманием. — Через полчаса меня выведут отсюда, чтобы увезти во Францию. Меня отпустят в десяти шагах от тюрьмы — у Винсента Поля было с собой много денег. Нельзя терять ни минуты. Скажите, в чем там дело с этим товарищем?
— Как вы докажете, что вы не шпик? — строго спросил Мартин.
— У меня нет ни доказательств, ни времени вас убеждать, — ответил Дюваль. — Ваш товарищ считает, что я шпик. Это потому, что он не знает людей. Вы знаете людей, вы понимаете, что я не шпион. Не теряйте времени.
— Ладно, — тяжело проронил Мартин. — Через полчаса Гарри все равно убежит или его убьют. Вы выйдете отсюда ровно через полчаса.
— Через двадцать три минуты!
— Не имеет значения! Слушайте:…
— Пишите записку для Гарри: осталось три минуты, — сказал Дюваль.
Гарри вывели на улицу и повели по мостовой. Накрапывал вечерний легкий дождик. Позади шли два констебля. Рядом по тротуару шел сержант и время от времени поглядывал на арестованного.
— Куда меня ведут? — спросил Гарри у одного из констеблей. Гарри обратился к нему по-ирландски — тот был похож на ирландца.
Прошла секунда, показавшаяся Гарри столетием. Ему повезло — констебль оказался ирландцем.
— К следователю, — сказал он дружелюбно. Сержант выкрикнул с тротуара какую-то брань по адресу констебля. Но Гарри было достаточно того, что он услышал.
«Значит, им еще неизвестно, кто я такой, — успокоенно подумал он. — Будут выяснять мою личность. Если ведут к следователю, очевидно, поведут и от следователя. Дело немного затягивается».
На углу Гарри попросил у ирландца сигарету. Сержант в эту минуту столкнулся на тротуаре с каким-то человеком в шляпе, надвинутой на лоб. Незнакомец ощерился на сержанта и вдруг, увидев лицо Гарри, освещенное спичкой, на мгновение остолбенел. Он быстро оправился и пошел своей дорогой. Однако, когда констебли с арестантом свернули за угол, незнакомец неожиданно развернулся и незаметно последовал за ними. Неподалеку от кабинета следователя незнакомец нырнул в портерную; мимо ее окна должны были провести арестанта.
Когда Гарри выводили от следователя, к сержанту подошел другой сержант и передал первому листок. Первый остановил Гарри, прочитал написанное и, сдав арестованного второму, направился, не теряя времени, в портерную. В дверях он еще раз наткнулся на незнакомца в надвинутой шляпе. На лице сержанта нарисовалось несказанное удивление. Человек со следами какой-то болезни на лице отодвинул сержанта, вышел из портерной и последовал за Гарри. Теперь пришла его очередь удивляться: сержант шел с Гарри рука об руку, а позади, весело беседуя, вышагивали два констебля.
— Скажи, Джонни, — говорил ирландец, — почему это девушки, как только выйдут на улицу, меняют имя? Я знал одну — ее звали Кэт. Как только начала работать на улице, ее уже стали звать не как-нибудь, а Глэдис. Что это значит?
— Понимаешь, — ответил Джонни, — она считает, что так пышнее будет. Да и тебе, пожалуй, приятнее будет купить за шиллинг такую Глэдис, чем какую-нибудь Кэт.
В разговор включился сержант.
— Знаете, ребята, — сказал он, — мне довелось побывать в России, так там все проститутки носят французские имена. Так оно красивее выходит. Впрочем, можете радоваться — в самых дорогих заведениях они предпочитали английские. Короче говоря, мы вошли в моду в публичных домах.
— Когда же там войдут в моду русские? — расхохотался Джонни.
— Этого, видишь ли, не будет, потому что к тому времени уже не будет публичных домов. Уже сейчас этих домов в России нет.
Сказав это, сержант снова обратился к арестованному. Они стали шептаться.