Приключения маленького горбуна

Так продолжалось довольно долго. Внезапно дети открыли глаза. Не помня ничего, не ведая, где находятся, оба сначала слабо застонали, а затем пронзительно закричали от боли:

— Я горю… Папа! На помощь… Горю! — верещала Лизет.

— Помогите! Горю! — вторил ей маленький горбун.

Мальчик и девочка лежали на расстеленной прямо на земле циновке в ярко раскрашенной и увешанной оружием хижине. Они чувствовали острую боль в ногах и неприятный запах паленой кожи и мяса. Над ними склонилось лицо малайца, с раскаленным металлическим прутом в руках, и грубый голос произнес по-английски:

— Смотри-ка! Я знал, что они живы! Только так и можно вернуть утопающих к жизни.

Человек снова собрался приложить ужасную железяку к покрасневшим и распухшим пяткам девочки. Лизет заерзала, задвигалась и стала всхлипывать. Гектор, не видя человека, но слыша вопли сестры, взмолился:

— Господин, прошу вас, оставьте мою сестру в покое… Ведь вы же мужчина, зачем вам воевать с детьми?

— В покое, говоришь… Заткни лучше свою пасть, дьяволенок, иначе я заткну ее тебе сам!

Тем не менее приказ прекратить пытки поступил. Лизет, с дрожащими губами и глазами, полными слез, прижалась к брату. Гектор огляделся: вокруг были дикари — малайцы и папуасы — человек приблизительно пятьдесят. Среди них затесалось несколько белых в очень странной полуевропейской-полувосточной одежде. Сидя или лежа, бандиты пили, ели, курили и болтали. Детские стоны вызвали у них грубый смех, и они хохотали, не переставая жевать и бросая на детей злобные взгляды.

Тотор узнал пиратов, дважды нападавших на «Лиззи», и с ужасом думал, что они с сестрой оказались в логове своих заклятых врагов, что остались одни, безо всякой поддержки, ослабевшие после неудачного падения в море. «Где же отец? Жив ли он? Что с ним сталось?» — пронеслось в голове маленького горбуна. «А Татуэ, помощник и боцман Вилл? — с тревогой вспоминал мальчик. — А мужественные матросы, которых мы любили всем сердцем… А бедный Корявый… он хотел сделать как лучше, но мы свалились в воду… Но что это? Наверное, мне показалось… Нет, не может быть! Не могу поверить своим глазам. Да ведь это же он! Точно! Не теряя времени даром, ест и пьет! Как же! Проголодался после сражения!»

Тотор и Лизет узнали матроса одновременно. Они вскочили на израненные ослабшие ноги и радостно закричали, протягивая к нему руки:

— Корявый! Дорогой наш друг! Это мы! Мы здесь!

Услышав свое прозвище, матрос поднялся. У него было странное выражение лица, радостное, но в то же время зловещее. Глаза горели, а рот растянулся в пьяной улыбке, похожей на гримасу обезьяны. Теперь Корявый совсем не напоминал того скромного, дисциплинированного и мрачноватого матроса с «Лиззи». Это был он и в то же время не он. Казалось, алкоголь изменил его не в лучшую сторону.

Покачиваясь, Корявый подошел к брату с сестрой и, не произнеся ни слова, ударил каждого по лицу. Едва не потеряв сознания, малыши разлетелись в разные стороны. Сидевшие рядом бандиты покатились со смеху, а бывший матрос осыпал градом ругательств ни в чем не повинных ребятишек.

— Сволочи, бандитские отродья, дети каторжника… Прошло то время, когда я был послушной собакой, которой бросали подачки… Корявый! Они меня называли Корявым из-за моего уродливого лица… Тоже мне «голубая кровь»! Я и раньше вас ненавидел и теперь. Наконец-то наступил день, когда я могу в этом признаться. С каким наслаждением я съем ваши сердца и заставлю до конца дней страдать вашего каналью-отца!

Маленький горбун, не дав ему договорить, поднялся на ноги, держась за покрасневшую щеку, пошел на предателя. Взъерошенный, как бойцовский петух, Гектор подошел вплотную к Корявому и… плюнул ему в лицо! А затем звонким металлическим голосом крикнул изо всех сил:

— Предатель! Ты ударил мою сестру, она ведь еще ребенок! Ты оскорбил моего отца в его отсутствие… Вдвойне предатель и негодяй! Это ты — каналья, потому что под насмешливым прозвищем скрываешь настоящее имя, а под шрамом — подлинное лицо. Наш отец снимет твою проклятую маску вместе с кожей!

В это время Лизет также подошла к матросу и, глядя на него огромными полными ненависти и презрения глазами, ткнула ему пальцем в грудь и холодно произнесла:

— Корявый! Ты — мерзавец!

Потеряв над собой контроль, бандит с пеной на губах изрыгал страшные проклятия. Он сжал кулаки и собрался наброситься на детей. Тотор встал впереди сестры и, защищая ее своим телом, приготовился к удару.

— Негодяй! За нас отомстят!

Лизет закрыла глаза. Однако бандит не успел нанести удар. Чья-то железная рука схватила его и согнула, как тростинку. Корявый пытался сопротивляться, беззвучно хватая губами воздух.

— Я запрещаю тебе прикасаться к ним! — услышал он у самого уха.

Матрос обернулся и увидел одного из тех необычно одетых белых.

— Почему же? Именно я притащил их сюда, значит, они принадлежат мне, и я имею право издеваться над ними.

— У тебя нет никаких прав, здесь командую я, запомни! Если ты не согласен, то я пущу тебе пулю промеж глаз. Это так же верно, как то, что меня зовут Ник Портер.