Приключения Мишки Босякова, кучера второй пожарной части

— Продали Русь-матушку, — с горечью шептал возбужденный Александр Гаврилович. — Тоже мне офицеры! Мы, извозопромышленники, в пятом году грудью за царя встали. Он, государь-батюшка, собственноручно благодарить нас за такую верность изволил... А вы?! Обормоты, а не офицеры! Отца родного на самогонку променяете.

— Папаша, папаша! — заплетающимся языком отзывался Прохор. — Перестаньте! Вы во многом ошибаетесь, дорогой мой папаша. Учтите, мы еще не сказали последнего слова. Да, дорогой папаша, не сказали...

— Не сказали, не сказали! — с горечью хрипел Александр Гаврилович. — А когда скажете?..

— Успокойтесь, папаша, успокойтесь! — доверительно забасил прапорщик. — Час наш и ваш пробьет. Ведь не зря я в Ирбит ездил масла в огонь подливать.

— Это, Прошенька, хорошо, — елейно зашептал хозяин, — только береги себя... Жду не дождусь, родной, когда тот час великий пробьет и разразится гром божий над окаянным большевистским племенем...

— Ну, хватит, хватит! — цыкнул прапорщик и, не желая, по-видимому, больше слушать причитания отца, запел пьяным голосом:

Ну-ка, Прошка,

Двинь гармошку,

Жарь, жарь, жарь!..

Теперь, как только белые и чехи-мятежники заняли город, протрезвевший Прохор, надев офицерскую форму, отправился в комендатуру. Там его как местного уроженца, хорошо знавшего все улицы и закоулки, сразу закрепили за каким-то особым отделом.

Но служба службой, а кутежи кутежами. И вновь извозчичьи пролетки в любое время дня и ночи возили Прохора и его друзей. Только Александр Гаврилович больше не сердился.

— Шибко шумно господа офицеры себя вести изволят, — пожаловался ему однажды Мишка.

Но хозяин лишь добродушно улыбнулся и ничего не сказал.

— Эх! — вздохнул Мишка и про себя подумал: «Жаль, Семенова в городе нет, он бы показал, он бы проучил всю вашу кумпанию...»

И парень решил сам «учить кумпанию»: то задремавшему в экипаже поручику химическим карандашом на лбу крест намалюет, то кокарду с фуражки сорвет, то какой-нибудь даме дохлую крысу в сумочку сунет.

В один из понедельников, собираясь в комендатуру, Прохор строго произнес:

— Слушай, Мишель, где это ты, дубина, бываешь, когда в твоем ландо безобразия происходят?

— Чё смеяться-то, — обиженно ответил Мишка, — по нужде, это ли, Прохор Александрович, сбегать нельзя?

— Больно часто по нужде, Мишель, бегаем,— нахмурился прапорщик,— у других кучеров тихо, спокойно.

— Другие кучера — мужики взрослые, — развел руками Мишка, — их фулиганы боятся... А меня?

— Если еще хоть раз что-нибудь экстравагантное с клиентами случится, изобью, — предупредил Прохор.

Мишка не очень-то испугался его угроз, но на некоторое время о всяких проделках пришлось забыть: вечером умерла мать. Умерла она за стиркой чужого белья.

Через два дня после похорон Александр Гаврилович переселил осиротевшего Мишку из подвальной каморки на кухню.

— Зачем тебе, Михаил, без матери огромные хоромы занимать?— спросил при этом хозяин и тут же ответил: — Незачем, За печкой лежанка имеется, на ней и спи... Один будешь жить — от рук отобьешься. А тут я за тобой присмотрю и Катерину-кухарку попрошу... Только ты ей, Михаил, пособляй в свободное время: дровишек маленько наколи, помойное ведро вынеси. Катерина — баба сердитая, так ты ублажай Катерину-то.

И Мишка стал одновременно и извозчиком, и кухонным мальчиком на побегушках. На сон почти ничего не оставалось. Порой, восседая на козлах, парень клевал носом. Однажды вечером, когда домой еще возвращаться было рано, он задремал, и хитрый Уголек сначала тихонько, а потом на рысях домчал экипаж до конюшен. Дорогу туда жеребец выучил хорошо.

Александр Гаврилович, увидев такую картину, рассвирепел и, вырвав из рук уснувшего Мишки кнут, с бранью принялся лупить и лошадь, и кучера. Утром Мишка еле поднялся с лежанки — до того все тело болело от вчерашних побоев.

И с этого дня снова начались истории с дружками Прохора. Правда, самого Прохора в то время в городе не было. Начальство откомандировало прапорщика в соседний уезд, где, по слухам, развелось много «кустарных», так местные жители окрестили людей, скрывающихся в лесах (в кустах) от мобилизации в белую армию.

Как-то после пьянки в ночном увеселительном заведении в Мишкин экипаж шлепнулся известный в городе адвокат, несколько лет назад спасший Александра Гавриловича от суда. Мишке об этом деле приходилось слышать краем уха. И сейчас он решил отыграться на адвокате.

Убедившись, что ездок под влиянием винных паров плохо соображает, Мишка спрыгнул с козел и осторожно срезал на модных адвокатовых брюках пуговицы. А через квартал с их экипажем поравнялся другой, в котором находились приятели адвоката.

— Валентин Степанович! — радостно закричал один из них. — Прикажи-ка остановить свой экипаж! Новость имеется: Семен Григорьевич дедушкой стал, сноха Елена внука подарила...

Мишка попридержал Уголька.

— Чего, чего? — протер глаза адвокат.

— Новость, говорю, имеется, — повторил приятель. — Семен Григорьевич дедушкой стал...