Чужое имя не сделает из тебя героя, так же, как карновальная маска не спрячет твоей породы. И зверь это прекрасно понимал. Как бы он не пытался показать себя с лучший стороны, каким бы красноречивым не был, а в итоге сам попал в своей же капкан. Нет, Роланд Бэрворд сердиться не будет, ведь основная задача выполнена — он настроил город против Фога Вулписа.
Зверь ударил себя по щекам, заклиная:
— Никто не понял, что это был я. Никто не узнаёт, кто притворялся «Грозой меков». Сейчас я выйду из этого переулка и как ни в чем не бывало пойду по мостовой. — Волк стал выглаживать лапами свою мятую рубашку. — Я приду домой, и всё будет хорошо. Выпью горячего чаю, поиграю немного на скрипке и усну в тёплой постели. Бром не узнаёт…
— Не узнаёт о чем? — Кто-то подкраслся к нему исподтишка. Ни с чем бы не спутал зверь этот противный голос в вечной усмешке.
— Ноттэниэль? Что ты… что ты здесь делаешь?
Ноттэниэль стоял, растягивая лапами карманы плаща.
— Привет, Боуи! Здоровски ты всё устроил! Господин Бэрворд останется доволен.
— Что тебе нужно? Деньги?
— Ты меня обижаешь! Чтобы я? И попрошайничал у шавки Брома? Вы — мерзкие псы! Я не хочу иметь с вами ничего общего.
Боуи выпятил грудь, вспомнив, кто он такой:
— Следи за языком! Чтоб ты знал — я лучший в стае Брома, я бы запросто мог сместить его!
— И что тебе мешает?
— Как что? Твой господин!
— Ах, правда? — Ноттэниэль скорчил ошеломленную гримасу и вдруг ни с того ни с сего рассмеялся:
— Какой именно?
— Разве ты не шпион господин Бэрворда?
— У меня нет господина, дорогой мой тупоголовенький волчок. Я сам себе хозяин. О, что это за взгляд? Не строй из себя большого злого волка, Боуи! Твои охотничьи навыки не сделают из тебя лидера — и не мечтай! Капитаном зовётся зверь, в чьём сердце нет места для романтики. А ты, друг мой, романтик до мозга костей! Ценитель прекрасного!
— Что плохого в романтике? Что плохого в искусстве?
Ноттэниэль был пугающим в своей обыкновенной наплевательской ухмылке. Когда же его выводили на гнев, улыбка эта не исчезала, она растягивалась, становясь острее. И от того и голос его резал, рассекал, как серп.
— Что плохого? Что плохого?!
Современный мир с его соблазнами убивает наше наследие.
— Наследие?
— Наши инстинкты, чутье! Я ненавижу волков, но я уважаю Брома за то, что он пытается сохранить чистоту своего вида. Когда-то хищники были сильными, мы правили миром! Наш нюх был отменным, наша сила — несравненной! Но общество нас испортило, изнежило, и что мы от этого поимели? Мы ходим бок о бок с травоядными, общаемся с ними, заводим среди них друзей! А ведь они, черт побери, наша еда!
— Что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты ушёл из стаи Брома и прекратил позорить нас, хищников. Одно гнилое яблоко может испортить целую корзину. Долго ты играть на двух фронтах не сможешь. Поверь мне.
Боуи насторожился.
— Ты… сдашь меня Брому? — сглотнул он. — Но ведь… господин Бэрворд…
— Мне не указ! Чем ты слушал? Покайся в своей вине, встань передо мной на колени, и я, возможно, пощажу тебя.
Боуи оскалился и зарычал:
— Ты не сделаешь этого…
— Ха? Правда? Почему же, скажи мне на милость?
— Потому что я загрызу тебя раньше, чем ты откроешь свою грязную пасть. — И Боуи прыгнул на на Ноттэниэля, чтобы раз и навсегда выяснить, кто из них настоящий хищник, а кто — имитация.
Но стоило ему оторваться от земли, как в воздухе его поймали клыки другого волка. Боуи открыл глаза, которые зажмурил от боли, и обнаружил себя лежащим на боку с окровавленной шеей.
— Капитан? — отхаркался он кровью.
Белый волк с повязкой на одном глазу и с четырьмя полосками шрамов на носу возвышался над ним, не моргая. Он смотрел на Боуи, как первобытный хищник смотрит на добычу. Боуи кое-как встал на четыре лапы, спрашивая себя, как он умудрился так ослабнуть после первой же атаки, как так глупо открылся чужим клыкам?
Гнев — это просто гнев, он обманул своё же тело, заставив его на секунду поверить в свою мощь. Толпа высосала из него всё до последней капли, и, конечно, против полного сил капитана ему никак не дано было выстоять.
— Дрог, заплати этому мерзавцу, как и договаривались, — приказал Бром, не отрывая глаз от окровавленной шеи.
Ноттэниэль ни на долю не обиделся:
— И это так вы меня благодарите?
— Заткни пасть, ты выполнил свою часть сделки, мы выполнили свою. Не жди, что волки станут говорить спасибо перебежчику.
Ноттэниэль расхохотался, загребая с земли монеты, которые перед ним показательно рассыпали волки. Они хотели унизить подлеца, но в итоге подначили его злорадству.
— А ведь господин Бэрворд доверяет тебе, Ноттэниэль, — сказал капитан с отвращением. Однажды тебе зачтётся…
— Такому не бывать, — вскинул бровью тот, рассовывая монеты по карманам. — Ваши тайны, капитан Бром, — залог моей неприкосновенности. Если Бэрворд узнает, что вы пользовались моими услугами — пострадают обе стороны. Вы лишитесь великого покровителя.
— А ты лишишься жизни!
— Только после вас! — И на этих словах Ноттэниэль чинно откланялся.