И долго еще, забравшись в свой спальный мешок, Эмиль прислушивался к сонному дыханию Франты. Им досталась общая палатка, хотя оба принадлежали к команде разных лодок. Еще во время разбивки лагеря это казалось Эмилю вполне естественным: если пять «альбатросов» и пять «утят» должны разместиться в пяти палатках, то одна пара должна быть смешанная. Но после сегодняшних событий все резко переменилось.
В походе почти с первого же дня наметились две группы — «утята» и «альбатросы», они даже чуждались друг друга, будто между ними зияла пропасть. Но тогда, в тишине ночи, нарушаемой лишь тихим дыханием Франта-Мышки и еще более тихим шепотом реки, в голову Эмилю пришла ужасная мысль: группа раскололась по его милости. «Альбатросы» отказались взять Эмиля к себе, а «утята» приняли его против воли…
— Франта! — прошептал Эмиль.
Но Франта-Мышка только засопел в ответ. Он крепко спал, а может быть, просто притворялся спящим.
Лагерь у Безымянной реки
1. К лагерю
Утро выдалось ясное, погожее, и от ночных туч не осталось и следа.
Когда девочки умылись, то обнаружилось, что все как одна забыли дома свои зеркальца. Вот потеха! Одна за другой они бросились к реке, потом повертелись перед котелком, стараясь привести в порядок волосы. В конце концов девочки вышли из положения, причесав кое-как друг друга.
Пока долговязая Власта, возвышаясь над Зузкой, заплетала подруге косы, Зузка, подняв вверх руки, завязывала ей золотой шнурок. И только Иване не понадобилась помощь. Она легко встряхнула головой — и тотчас же ее волосы сами собой уложились золотыми волнами, точно солнышко сверкнуло в потоке. Но зато Ивана помогла другим. Она выложила Даше челку на лбу и черные рамочки на ушах. Все получилось отлично, но Даша по привычке недовольно сморщила нос:
— Плохо, у меня какой-то дурацкий вид.
Еще не было и половины шестого, а солнце палило немилосердно. С речной глади поднимались крошечные колечки пара. Когда три лодки отчалили от берега и их носы погрузились в эту пелену тумана, все почувствовали себя как на корабле, скользящем в облаках.
На этот раз Рацек сидел на «Утке», за ней следовала лодка девочек, не имевшая названия, и затем «Альбатрос».
Вскоре утренний туман рассеялся, и река превратилась в зеркало. Вот тут-то сразу дали себя знать жгучие солнечные лучи, струившиеся не только сверху, но и снизу: в зеркальной глади реки сверкало второе ослепительное солнце, рассыпавшееся по волнам. Это было чудесно, но страшно утомительно, и, когда спустя два часа путешественники пристали к берегу, чтобы сварить обед, Магда страдальчески устремила глаза к небу:
— Так рано — и такая жара!
— Это неспроста, — покачал головой Рацек, — я тебе твержу об этом со вчерашнего дня.
— А почему туман с утра?
Он засмеялся:
— Ты все перепутала.
— А ты не каркай, как ворон! — выпалила Магда и вылила ему за шиворот полный резиновый чепчик воды.
Они снова сели к веслам, чтобы как можно скорее добраться до места назначения.
В дороге не случилось никаких происшествий. Правда, они наткнулись на два шлюза, но лодки их превосходно прошли, хотя визгу было хоть отбавляй. Все были довольны, только Карлик злился: «Альбатрос» зачерпнул больше всех воды. Однако пришлось промолчать: именно по его предложению решили проехать последний шлюз способом «телемарк». По мнению Аквы, это была явная бессмыслица: как может человек идти на лодке «телемарком», если он и в глаза-то не видел порядочного «телемарка»?
Виктор оглушительно захохотал. Но Карлик буквально пригвоздил его к земле одной фразой, да еще в придачу оглянулся, точно удивляясь, что ребята еще здесь.
— А ну вас! Тот парень, что впервые применил «телемарк», тоже никогда в жизни этого не видел, потому что он сам только что его придумал, а это любому порядочному «альбатросу» по плечу!
Это понравилось Румику:
— Верно! Не будем же мы вечно ходить на лодках одним манером, по-старому, словно какая-то «Утка» или девчонки. Вот погодите, мы еще сами придумаем какой-нибудь новый способ и сами дадим ему название! Ого-го-го! Может, еще через год всюду будут ходить на лодках по рекам стилем «альбатрос», а «телемарк» выбросят на свалку.
Из тех, кто слышал эти слова, поверили Румику, пожалуй, только он сам да, может быть, Иванка. Впрочем, Иванка верила всему, вернее так казалось при взгляде на ее детское личико, с бесхитростными, доверчивыми глазами.