Приключения на Лесной улице

– Там видно будет, – туманно сказал он. – Может, и с вилкой.

Нет уж, решил я про себя, больше примет не будет! Хватит с меня кошки, ремонтных работ и уроненного ножа. Но так, из чисто спортивного интереса, неплохо бы познакомиться с народными верованиями, всякими там суевериями, приметами всякими замечательными.

– Скажи мне, физик, – начал я, – какие приметы ты проходил в средней общеобразовательной школе?

– Я там предметы проходил, – плохо скаламбурил бездарный Ганька. – А вообще-то примет навалом – бери любую.

– Дай мне первую попавшуюся, – сухо сказал я.

– Да навалом их, – канючил Ганька, – ну навалом, и всё. Вот эта, например…

Я был строг и неумолим:

– Какая?

– Ну, эта… вот такая… – Он вспомнил наконец и возликовал: – Соль к ссоре.

Я подумал и решил:

– Оставим на потом. Ссориться нам сейчас не с руки. Ещё что?

– Да навалом, – опять начал тянуть физик. – Ну, это… три свечи к покойнику.

Хорошая примета. Толковая. «Гуманная». Ради такой и эксперимент не жалко поставить.

– Гони три свечи.

Ганя сбегал домой и принёс деревянный подсвечник в виде парусника, в котором скривились от ветхости три красные свечки. Их ещё ни разу не зажигали, видимо считая украшением музыкального дома.

Мы пошли на кухню, водрузили это сооружение на стол, и я пошарил на плите в поисках коробка спичек. Не знаю уж, как очутилась грязная вилка именно на плите, но я её, конечно же, смахнул на пол.

– Ага! – заорал Ганя. – Вот вам и гостья.

Я швырнул ему спички:

– Зажигай! – поднял вилку, положил её в раковину, подумал с грустью: неужто сбудется?

Свечки тускло и жалковато коптили, роняя на чистый пластик стола мутные красные капли воска или стеарина – из чего они там делаются? Мы молча ждали. Никто не умирал, хотя високосный год всё ещё буйствовал на планете. И тут в дверь позвонили.

Ганя не стал упиваться сарказмом по поводу упавшей вилки, он только хмыкнул сдавленно, пошёл открывать и вернулся с Людой. Люда была чем-то взволнована.

– Здравствуйте, – выпалила она. – Зачем вы свечки средь бела дня зажгли? Хотя нет, правильно: память есть память…

– Чья память?

– Джессупа.

– Кого? – не понял я, а Ганя переспросил заинтересованно:

– Райнера?

Люда скорбно кивнула:

– Разбился в автомобильной катастрофе. Сегодня утром.

– Вот вам и покойник, – торжествующе сказал Ганя, а Люда не выдержала, возмутилась:

– Как тебе не стыдно, Ганя!

Гане стыдно не было. Ганя упивался победой, хотя, по совести, к нему она не имела отношения. Приметы сбывались одна за другой без исключений, и заслуги студента я в том не видел.

– Кто такой Джессуп? – спросил я.

– Певец, – объяснил Ганя, – с Дикого Запада. Король джаза. Правда, с голосом у него было не того, царство ему небесное…

Вот вам и покойник. Ганя прав. Приметы не обманывали, хотя порой их приходилось «притягивать за уши». В самом деле, какое отношение имеет смерть какого-то заокеанского певца к нашим трём свечкам? Да никакого, не убеждайте. И всё-таки против факта не попрёшь: зажгли свечечки – объявился покойник. И пусть он объявился ещё утром, задолго до ритуального зажжения свечей, мы-то о нём узнали только сейчас. Нет, кажется, прав, прав Иван Васильевич: всё связано.

И если до сих пор я относился к моим «приметным» совпадениям с некоторой долей иронии, то сейчас эта доля сильно уменьшилась, а если подумать, то и совсем исчезла. Судите сами, дорогие товарищи, какая ирония может быть, если любая из случайно выпавших или нарочно задуманных примет моментально исполняется, сбывается! Другое дело, что иной раз она сбывается с натяжкой – не без того! – но и придумывали их, приметы эти, бог знает когда, в незапамятные времена, при царе Горохе. С тех пор они состарились, видоизменились, кое в чём сдали свои позиции, но не исчезли, не умерли. Живут и действуют вовсю. И что самое противное, действуют на меня. Или со мной – не знаю уж, как правильно сказать. Выходит, я неожиданно превратился в пресловутого Макара, на которого валятся шишки, и если шишки эти пока бьют не слишком больно, так это как раз от примет и зависит.

– Вот что, дети, – сказал я своим великовозрастным друзьям. – Со мной происходит нечто странное: вокруг меня образовался эпицентр некой аномалии, суть которой вы поняли. (Ганька хмыкнул, а Люда кивнула серьёзно – про колпак и дорожные работы он, видно, рассказал ей раньше, а про свечи с покойником только что разъяснил.) Аномалия эта касается только народных примет, которые сбываются точно. (Ганька опять хмыкнул, но серьёзная Люда строго на него посмотрела, и он притих.) Есть два выхода. Затаиться и ждать, пока аномалия кончится, – первый. И второй: лезть напролом, проверять приметы.

– Альтернатива не из лёгких. – Учёная Люда знала много иностранных слов. – Во-первых, кто знает, когда она кончится. Может, вам на год затаиться придётся. Или на десять лет.

– Или на всю жизнь, – вставил Ганя, но мы с Людой игнорировали реплику как явно неуместную.

– Во-вторых, лезть напролом, – продолжала Люда, – тоже опасно. Приметы, насколько мне помнится, бывают разные, и неприятности от них тоже разные: и мелкие и крупные. Значит, надо искать компромисс.