Приключения Неуловимых Мстителей

— Так, обрезал пару веревок, — небрежно ответил хлопец и озорно подмигнул.

5

Донесение Сидора Лютого подоспело как раз, чтобы поправить дурное настроение атамана. Бурнаш, сбросив пиджак и развязав шнурок галстука, пил самогон, добытый в результате неудачного визита в Солоухинский монастырь, расположенный неподалеку от его штаба в станице Липатовской.

Монахи долго не отпирали ворота, так что самые горячие помощнички предлагали атаману их запалить и взять приступом. Гнат перекрестился и, оглядывая небольшой отряд, громко сказал, что негоже казакам воевать в святом месте со святыми людьми. А про себя добавил: да еще с тридцатью саблями и без тачанки. Так, чего доброго, и оскоромиться недолго. И пойдет гулять слава, что Бурнаш с монахами справиться не может. Позор на всю Украину! Кто тогда встанет под его черные знамена, кто денег даст? Ворота монахи все же отперли, но встретили незваных гостей не слишком приветливо.

Давая свое благословение, отец-настоятель произнес:

— Да поможет тебе Бог в сию годину суровую, не щадящую ни военный лагерь, ни обитель мирную.

— Аминь, — сказал Бурнаш. — Но, отче, сдается мне, что монахи твои поупитаннее моих казачков будут?

— То благоволение Господне, а не чревоугодие мирское, — ответил настоятель. — Сами бедствуем, господин атаман.

— Верю, — тут же сказал Гнат Бурнаш, — но хлопцы мои, батюшка, что твой Фома-неверующий, все своими руками проверять любят. Но и грех сердиться на них. Были мы в одном храме бедном и убогом, по словам тамошнего пастыря, а спустились в кладовые — ломятся от зерна да сала. Так что, сам, отче, клети отопрешь, или ломать придется?

Отец-настоятель косо глянул из-под кустистых бровей.

— Не навлекай, сын мой, на себя гнев Божий…

— Эй, расстрига! — позвал атаман, не сводя со священника глаз.

Бывший монах, примкнувший теперь к отряду бурнашей, спешился и подошел, гремя саблей, ударяющейся по огромному кресту, висящему на шее. Борода и шевелюра его были не стрижены со времен послушничества. Настоятель презрительно отвернулся.

— Знакомы тебе здешние подвалы?

— А как же, — сказал расстрига.

— Так что, отче? — снова спросил Бурнаш.

— Красные в прошлом году все подчистили, теперь вы доскребать будете, — молвил поп, но связку ключей все же протянул.

Дело кончилось миром, да пожива оказалась невелика. Нашли хлопцы десяток мешков овса, пять — пшеницы да три четверти самогона. Пока ехали обратно в станицу Липатовскую, казачки две четверти успели выкушать. А третью атаман забрал себе.

Тут-то и примчался Семка с донесением. Бурнаш его пьяно расцеловал и налил стакан. Потом накинул пиджак, повязал галстук и в экипаже, полученном соединением машины и пары лошадей, отправился в Збруевку. Сопровождали атамана те же тридцать недогулявших хлопцев. В станице они получили полную возможность исправить настроение. Затихший было грабеж возобновился с приездом атамана с утроенной силой. Грабили без особого разбора и, чем зажиточнее выглядел двор, тем сильнее казалось, что тут живут пособники красных партизан. Но бедными дворами парни не брезговали, тащили все, что плохо лежит. Особенно старались не пропускать коров и бычков.

Громогласные похвалы атамана Лютый принял спокойно, чуть заметная ухмылка победителя кривила его губы. Бурнаш решил показать, кто тут главный, и потребовал организовать на деревенской площади митинг. Станичников собрали немного, митинг вышел жидким.

— Пан атаман! Защити! Коровка… коровка, — к автомобилю Бурнаша, с которого он выступал, подбежала немолодая крестьянка и упала на колени. Атаман, последнюю коровку угнали! И что я делать, горемычная, буду…

— А ты что думала?! Дурья твоя башка! — громким голосом, чтоб все слышали, перебил ее Бурнаш. — Задаром твоя свобода завоевывается?.. Рожала детей, — показал он на женщину, — мучилась, а теперь новый мир рожает! И хочет без мук? — атаман сошел с подножки автомобиля и сказал тоном ниже, как ровне. — А ты что, хочешь без мук, что ль?

— Так ведь детишки… Последняя коровка… последняя!

— Последняя, последняя, — передразнил атаман. — А знаешь ли ты, глупая женщина, что сегодня у тебя одну корову взяли, а завтра, завтра десять вернут! — Бурнаш говорит громко, снова обращаясь к публике. Правильную политику атамана нужно разъяснить всем. Не себе же в карман он эту скотину реквизирует.

— Как десять? — удивилась крестьянка.

— А вот так! Так!.. Чьи были коровы? Чьи?.. Помещичьи, кулацкие! А теперь твои будут! — Бурнаш ткнул пальцем в окружающих его станичников. Все! Быки! Коровы! Куры! Свиньи! Все будут твои.

— Верни мне мою кормилицу! — снова заголосила баба.

— Ну-у… — атаман развел руки в бессилии перед сложившейся ситуацией. — Потерпи, сестра! Воротим, все воротим! — не забывая о публике, Гнат сделал общий успокаивающий жест… — Свободная женщина! — Бурнаш подошел к крестьянке, все стоящей на коленях, обнял и поцеловал в лоб. Гражданка!