Приключения Одиссея

— Нет, — возразил он, — я не верю, что ты мой отец Одиссей! Ты хочешь обмануть меня колдовством, чтобы после я плакал еще горестней. Только всемогущие олимпийцы могут по своей воле превращаться из убогого старика в цветущего мужа.

— Нет, Телемак, — ответил Одиссей, — это я, твой отец, и никакой другой Одиссей не придет к вам, кроме меня. Боги заставили меня претерпеть великие беды, и только через двадцать лет вернулся я в землю отцов. А превращение мое — дело копьеносной Афины. Она всегда помогала мне.

Тогда только Телемак обнял отца. От волнения они долго не могли произнести ни слова. Наконец Телемак спросил:

— Как же, отец, ты добрался до Итаки? Кто привез тебя сюда? Не пешком же ты пришел, это я и сам понимаю.

— Гости морей, веслолюбивые феаки, доставили меня сюда на своем корабле, — ответил Одиссей. — Они одарили меня золотом, медью, богатыми одеждами. Все мои богатства скрыты в гроте Наяд. Никто не должен знать, что я вернулся. Афина Паллада разрешила мне открыться только тебе, чтобы мы вместе могли наказать наших обидчиков. Перечисли мне их, и обдумаем, как нам справиться с ними.

Телемак с сомнением покачал головою.

— Я много слышал, отец, о твоих славных подвигах, — сказал он, — я знаю, какой ты мудрый советчик и могучий боец. Но то, о чем ты говоришь, кажется мне несбыточным. Мы не можем вдвоем бороться со всеми женихами.

И Телемак перечислил отцу их врагов. Это все были сыновья знатных семейств, сильные бойцы, умелые копьеметатели. Пятьдесят два пришло с острова Дулихия, с ними шестеро слуг; с Закинфа — двадцать, с лесистого Зама — двадцать четыре. К ним присоединились еще двадцать итакийцев.

— Нам не одолеть их! — закончил Телемак. — Подумаем лучше, не можем ли мы привлечь на свою сторону каких-нибудь сильных союзников?

Одиссей улыбнулся.

— Мы уже имеем двух непобедимых союзников, — сказал он, — Зевса, который ненавидит неправду, и могучую Афину Палладу. Они не замедлят прийти к нам на помощь, когда я начну свой смертоносный расчет с женихами. Нужно ли нам искать еще кого-нибудь? Слушай, сын мой, завтра утром ты пойдешь в город. Прими участие в пире женихов. Я же приду туда позже вместе с Эвмеем под видом старого нищего. Если буйные женихи станут издеваться надо мной, ты молчи, не заступайся за меня. Будь терпелив и помни, что близок час их гибели. Я дам тебе знак, когда начинать бой. Еще раз повторяю: смотри, чтобы до тех пор никто не знал о моем возвращении — ни Лаэрт, мой отец, ни Эвмей, ни сама Пенелопа. Я боюсь, что они не сумеют сохранить тайну.

— Клянусь тебе, отец, — вскричал Телемак, — я исполню все! Ты найдешь во мне помощника, твердого сердцем!

* * *

В сопровождении Эвмея старый нищий подходил к городу. С любопытством и волнением осматривал скиталец знакомые места. Вот ольховая роща, где из-под скалы льется светлый ключ и падает в каменный водоем. На скале устроен алтарь, посвященный нимфам. Но за двадцать лет темные ольхи так разрослись, что скрыли алтарь и скалу от взоров прохожего. Вот городская стена, сложенная из нетесаного камня, и ворота, и кривые улочки родного города… Знакомая черепичная крыша виднеется из-за каменной ограды.

Похолодевшей рукой Одиссей схватил свинопаса за руку.

— Друг, мы, конечно, пришли к царскому дому! — воскликнул он. — Нигде в городе нам не встречалась такая высокая стена, такие ворота, нигде не видел я такого длинного ряда покоев! Думаю, что в доме сейчас идет пир: я слышу запах жареного мяса и звон кифары, [53] неизменной спутницы веселого пира.

— Ты угадал, — ответил Эвмей. — Мы пришли к Одиссееву дому. Я пойду один, а ты последуй за мной немного погодя. Я боюсь, как бы женихи не стали швырять в тебя костями и скамейками, если увидят, что ты пришел со мной.

Одиссей ответил, но Эвмей не мог понять скрытого смысла его слов:

— В жизни я получал немало ударов, и многим в меня швыряли; мне не привыкать терпеть. Но жадный голод гонит меня вперед.

Так, разговаривая, они вошли во двор. Здесь было все так же, как и двадцать лет назад, когда Одиссей в последний раз прошел по звонким плитам обширного двора. В глубине — знакомый каменный мегарон; вокруг него пристройки — спальни, покои, кладовые, посреди двора — ступенчатый каменный алтарь Зевсу Хранителю.

Одиссей сделал несколько шагов и вдруг заметил на куче навоза старую, едва живую охотничью собаку. Она лежала, положив морду на вытянутые лапы; глаза ее были тусклы и неподвижны. Одиссей узнал ее: это был Аргус, его любимец. Герой сам выкормил его перед отплытием в Илион. Но и собака узнала своего хозяина. Она слабо завиляла хвостом и прижала уши. С жадной радостью следила она за движениями пришельца.

Одиссей украдкой отер слезу.

— Друг, — сказал он своему спутнику, — я вижу там, на куче навоза, собаку. Видно, что она прекрасной породы, хотя и очень стара. Охотились ли с нею хозяева или держали ее из праздной роскоши, как это делают знатные люди?

Эвмей со вздохом ответил:

— Это Аргус, охотничья собака самого Одиссея. Но ему не пришлось охотиться с нею. Господин ее погиб на чужбине, и она умирает, брошенная без призора.