Приключения одной теории

Необычайный интерес Жоссана к бустрофедону, обнаруженному миссионерами на острове Пасхи, объясняется тем, что больше нигде в Океании не было известно никакого вида письма. Как явствует из неизданных записок епископа, он немало потрудился, пытаясь найти в Малайской области следы письменности, которая напоминала бы пасхальское кохау ронго-ронго. Его усилия оказались напрасными. Несмотря на это, более поздние исследователи буквально прочесали далекие архипелаги Меланезии, Микронезии и Индонезии, надеясь хотя бы в искусстве найти мотивы, перекликающиеся с отдельными знаками ронго-ронго.

Каталог Жоссана (кат.1)

Не так давно Кенигсвальд(92а) писал о внешнем сходстве между изображающими птиц знаками ронго-ронго и птичьим орнаментом некоторых вышивок на Южной Суматре. Но письменность Пасхи так и осталась изолированным явлением, поэтому некоторые полинезианисты решили, что она зародилась на острове.

В числе тех, кто предлагал теорию независимой эволюции, был Питер Бак.(93) Питер Бак признавал, что судит о проблеме ронго-ронго с позиций Полинезии, где никакой письменности нет. Он предполагал, что пасхальские исполнители ронго-ронго первоначально вырезали орнаментальные изображения Макемаке и птицечеловека на жезлах, которые держали в руке, когда выступали.

Позже эти мотивы стали изображать на деревянных дощечках, которые полностью покрывались резьбой из-за естественного желания предельно использовать площадь. Расположение бустрофедоном – следствие естественного стремления поставить первый знак последующего ряда поближе к последнему знаку предыдущей строки.

Каталог Жоссана (кат. 2)

«Художественное стремление избежать монотонного повторения небольшого числа знаков приводило к тому, что основные мотивы, заимствованные из культа птиц, стали разнообразить и добавлять в них новые, чисто декоративные изображения. Так, дощечки стали предметом искусства, и, подобно другим ценным вещам, получали собственные имена, как это бывало с нефритовыми украшениями в Новой Зеландии. Пасхальцы, подобно другим полинезийцам, знали свои песнопения и родословные наизусть. Они держали дощечки в руке, как ораторский жезл».

Теория Бака не завоевала широкого признания, хотя Метро(94) тоже одно время придерживался такого воззрения и утверждал, что «пасхальские символы не были письменностью».(95) Он считал «логичным предположить, что дощечки были мнемоническим средством запоминания песен». И дальше: «Несомненно, знаки играли роль символов, они не были чисто декоративными». Однако Метро добавлял: «С какой стати пасхальским жрецам могли понадобиться мнемонические приспособления, без которых обходились жрецы других полинезийских островов».(96) Позднее, ознакомившись с аргументами Бартеля, Кудрявцева, Ольдерогге, Бутинова и Кнорозова, Метро(97) полностью отошел от взглядов Бака и признал, что пасхальские ронго-ронго, вероятно, представляли какой-то род письменности.

Каталог Жоссана (кат. 3)

Эмори(98), пытаясь по-своему решить проблему, предложил такой вариант решения проблемы: «Пасхальскую письменность впервые наблюдали через 94 года после того, как вожди острова Пасхи присутствовали и поставили свои «подписи» на испанской грамоте об аннексии. Их «подписи» часто используют как доказательство того, что у пасхальцев тогда была письменность. Однако при ближайшем рассмотрении подписи представляют собой либо просто каракули, либо изображения птиц или женского полового органа.

Такие изображения встречаются среди местных петроглифов. Поскольку инкская культура не знала письменности, контакт с европейцами кажется наиболее вероятным стимулом для создания своеобразной неполинезийской письменности на острове Пасхи, а также сходною с ней письма, обнаруженного в Перу после Колумба».

При позднейшем исследовании расположения и повторения знаков на пасхальских дощечках подтвердилась давно высказанная догадка, что ронго-ронго – вид бустрофедона; этот факт говорит не в пользу гипотезы европейского происхождения или связи с полинезийскими ораторскими жезлами.

Таким образом, защитники теории местного возникновения ронго-ронго оказались вынужденными присовокупить маленькую уединенную полинезийскую общину к очень немногим крупным мировым центрам первоначального изобретения письма. Вот почему непрерывно продолжались начатые Жоссаном поиски внешнего импульса.

В этом направлении ничего, что могло бы взволновать ученый мир, не происходило до 1930-1932 годов, когда Э. фон Хорнбостель и Хевеши выдвинули противоречивые теории внепасхальского происхождения письменности ронго-ронго. Хорнбостель(98а) усмотрел связь между письменами Пасхи и рисуночным письмом индейцев куна в Панаме, считая их примитивными предшественниками высоко развитой мексиканской письменности, а названные районы – географическим трамплином, через который древние китайские идеограммы проникли в Новый Свет.