– Ну одолжи мне что-нибудь по психологии, раз уж считаешь это таким важным. Только заранее тебе скажу, что толкуешь ты все превратно. Мне все видится иначе. Вот смотри: положим, толкать кого-то на смерть, на самоубийство – нехорошо, неправильно. Ведь так? Если реальность в ее конкретных деталях, его жизненный опыт диктует ему эту мысль, значит, такую конкретность надо отвергнуть и постараться обойти стороной. Я понимаю, что стоит за твоими призывами к конкретности. Они сводятся к тому, что в наши дни индивид должен добровольно и охотно стать воплощением и иллюстрацией узости современного существования. Ты хочешь сказать, что у меня нет специальности.
– Ну ты же говорил, что умеешь дрессировать птиц.
Да, похоже, это было единственной областью, в которой я хоть как-то специализировался.
И видимо, действительно необходимо уподобиться тем серым теням, что бросились очертя голову в омут, в который властно и неумолимо толкает нас общественная потребность. Ведь должен кто-то прокладывать подземные коммуникации и рыть траншеи. Это будешь ты. Или закопаться в шахте. Или организовывать праздничные увеселения, развлекать толпу на карнавале. Изобретать новые наименования конфет. Утеплять детские ботиночки. Расставлять женские манекены в витринах парикмахерских. И погрязнуть, погубить себя на этом ничтожном, жалком поприще, в узкой ячейке специальности, забыв все ради одной-двух мыслей о том, как бы получше выполнять свою функцию.
Я всегда считал, что для моих устремлений специализация не нужна и стать кем-то вроде доктора или другого какого-нибудь профессионала мне будет вредно. Ведь специалист ценит только специалистов. Став таким, я наплевал бы на любителей. А кроме того, это сопряжено с большими трудностями, поскольку как без труда получить профессию и работать в ней? Я разделял мнение Падиллы, придерживаясь его девиза: «Либо с легкостью, либо даром не надо».
Мими изрядно повеселилась, издеваясь над моими мексиканскими приключениями.
– Прекрасно ты там время провел, ничего не скажешь! – Она разжигала во мне недобрые чувства к Тее, а по поводу Стеллы заявила: – Есть женщины, для которых такие, как ты, – находка. Они паразитируют на вас. Вы облегчаете им жизнь.
Никому я ничего не облегчил, но втолковать это Мими было невозможно. Всю мою историю она выворачивала так, как ей того хотелось, и ничего другого не желала слышать. Со всей страстью и напористостью разевала она свой толстогубый рот и громким, как иерихонская труба, голосом почти слово в слово повторяла мысли Клема. Что мое мировоззрение – это болезнь, от которой надо срочно избавиться. Что я не вижу мир таким, каков он есть, поскольку не хочу видеть и не могу принять реальности. Но смысл не в том, чтобы мысленно рисовать радужные картины, используя воображение, – нужно запечатлеть в этой своей картине все человеческие слабости, отразить зло, преступления, мерзость, зависть, мелочность, жадность, хищничество.
Это для начала. Прими как факт, что люди ненавидят своих ближних, что каждый взгляд, обращенный на другого, им стоит усилий и почти всегда и всем хочется лишь одного – чтобы их оставили в покое. Вымышленное, несбыточное – это их сокровище, их надежда на то, что все известное им о жизни и о себе может оказаться неправдой. Возможно, непримиримая и всеохватная ярость Мими и была несколько преувеличена и наигранна, а истинные ее чувства не столь категоричны, однако синие тени под глазами свидетельствовали о неустанной тревоге и жизни, очень непростой и полной забот.
Появившийся Артур не успел переступить порог, как она забросала его вопросами о деньгах и работе. Общий разговор она раз пять потом сворачивала на эту тему.
Выяснилось, что существует перспектива некоего трудоустройства, и Мими стала уговаривать Артура согласиться. Но он повторял лишь:
– Это фарс, а не работа. – И странно посмеивался, морща сумрачное и смуглое лицо.
– Деньги – это не фарс!
– О, пожалуйста, Мими, не говори пошлостей!
– Да там и делать-то почти нечего!
Но он отказался наотрез, сказав, что это совершенно нереально. У меня зародилась мысль, не попробовать ли получить это место.
Я перехватил Артура на улице и спросил, что это за работа и почему он от нее отказывается.